Дом, в который мы приехали напоминал восточный дворец, и я потрясенная какое-то время его рассматривала, раскрыв рот. На несколько секунд позабыв зачем я здесь.
— Нравится?
Голос Хана вывел из оцепенения. Он, как всегда, во всем черном, как на похоронах. Ни одной вещи другого цвета. Но это несомненно его цвет он и есть сама чернота.
— Красиво. — неохотно ответила и опустила глаза. Никогда не могла долго смотреть ему в глаза и не хотела. Душу выкручивают его бездны мрака.
— Переедем сюда на днях. Будешь хозяйкой.
Сказал, как отрезал, а я судорожно сглотнула. Меня не покидало ощущение, что я проживаю какую-то не свою жизнь в чужом теле. А он так сказал как будто меня это должно было обрадовать.
— Идем, — подставил мне локоть, приглашая опереться, и я невольно подчинилась, под пальцами тут же ощутилось железо его мышц. Кажется, сожму пальцы, и они сломаются. В этом человеке нет ничего мягкого. Ни в характере, ни физически. Запахло барбекю и пряностями. Хан ступал по газону вместе со мной, приближаясь к расставленным на улице столам. Я с трудом поспевала за ним. Его шаг моих три. Создавалось ощущение что он идет, а я бегу. И чем ближе мы подходили к толпе гостей, тем сильнее билось мое сердце от страха и холодели руки.
— Боишься? — спросил мой новоиспеченный муж, не глядя на меня, но с раздражением накрывая мою руку своей лапой чтобы заставить перестать дрожать.
— Да.
— Никогда не лжешь. — не вопрос, а скорее утверждение и меня немного задевает, что он не смотрит, когда говорит со мной, — Не бойся. Если кто-то из них посмеет тебя обидеть я выверну ему кишки наизнанку. Ты — моя жена. А значит в твою сторону нельзя дышать.
Ничего утешительного в его словах я для себя не обнаружила. Но… надо отдать ему должное, когда идешь рядом с самым жутким человеком во вселенной уже как-то странно бояться еще кого-то.
Столы были выставлены буквой «п» и накрыты белыми скатертями. Повсюду сновали официанты, прямо на улице расставлены мангалы, чаны с кипящим маслом, столы для нарезки овощей, бар и огромные колонки в которых играет восточная музыка. На деревьях гирлянды. Неужели здесь собрались праздновать нашу с Ханом свадьбу? Я видела людей, столпившихся возле скрюченного пожилого человека в инвалидном кресле. Один из слуг махал на старика огромным пестрым веером на палке, а второй застыл с подносом возле него и буквально заглядывал ему в рот, стараясь предугадать каждое желание. Сразу было видно кто хозяин этого дома. Кем он приходится Хану?
Нас заметили едва мы вышли на открытую местность. Все обернулись в нашу сторону и разговоры смолкли. Как внезапно выключенное радио. Потяфкивала чья-то маленькая собачка, но даже она замолчала, когда нога Хана ступила рядом с ней и он смерил ее страшным взглядом, от которого она поджала хвост и тут же запросилась на руки к хозяйке. Роскошной брюнетке в белом костюме, похожей на модель с обложки журнала. ее вспыхнувший было взгляд, погас, едва она меня заметила. Аккуратные брови сошлись на переносице. Хан на нее даже не посмотрел. Он шел мимо них, как будто мимо пустого места и я буквально физически ощущала его превосходство над ними. Как будто все эти люди невзрачные мелкие сошки. Дворняжки. По сравнению с ним.
Я смотрела на этих людей и буквально каждой порой ощутила исходящую от них неприязнь, даже ненависть, направленную на моего спутника. Они смотрели на него с нескрываемым страхом и в то же время с ненавистью настолько лютой, что казалось от нее разогрелся и без того горячий воздух. Но в них было еще что-то… что-то неподдающееся определению. Я бы назвала это удивлением и… ожиданием. Их взгляды метались от меня к Хану и обратно, рты презрительно кривились. Одна из женщин даже плюнула себе под ноги. А девушка с собачкой, стоявшая рядом с молодым мужчиной и пожилым седым человеком с тростью, казалось сейчас сожжет меня заживо.
Но Хан на них не смотрел и даже не здоровался. Он направлялся к старику, сидящему в инвалидном кресле. И если вначале тот улыбался, завидев гостя, то теперь улыбка медленно сползала с его бледного морщинистого лица на котором узкие глаза походили на две прорези под которыми скрывается темнота.
— Ты мог заказать себе шлюху после церемонии обручения. Зачем было тащить ее сюда?
Когда я поняла, что старик имеет ввиду меня я захлебнулась воздухом, а Хан сдавил мою руку сильнее.
— Обручения? Ты опоздал, дед. Разве я не обещал тебе привести сюда свою жену? Познакомься — это Ангаахай. Моя женщина и называя ее шлюхой ты оскорбляешь свою венценосную фамилию.
Пальцы старика сдавили бокал, тот треснул на мелкие осколки, и он отшвырнул его в сторону. Сзади послышался сдавленный стон. И быстрые удаляющиеся шаги.
— Жаргал, Жаргаааал, — кричал кто-то. Я обернулась и увидела, как брюнетка бежит в сторону ворот, придерживая собаку под рукой, а за ней следом две женщины.
— Батыр! — рявкнул кто-то и я тут же обернулась в другую сторону. Пожилой мужчина, стоявший рядом с брюнеткой с яростью смотрел то на Хана, то на старика. — Я тебе не прощу этого унижения! Ноги нашей не будет в твоем доме! И о сделке забудь!
Развернулся и стуча тростью последовал за девушкой с ее свитой. Но старику, казалось было глубоко плевать на них обоих, он смотрел на Хана и его левый глаз слегка подергивался.
— Значит это твой выбор? Русская шалава?
— Не смей называть так мою жену, дед. Ты хотел, чтоб я женился — я это сделал. В своей дарственной ты забыл уточнить на ком.
Дед какое-то время смотрел исподлобья, а потом расхохотался. Он смеялся так взахлеб, что закашлялся и ему немедленно подали платок, который окрасился кровавыми пятнами.
— Ты стоишь того, чтоб у тебя была именно такая… — кивнул в мою сторону, — ничего другого ты не заслужил.
Я с трудом сдерживалась, чтобы не плюнуть этому сморчку в лицо, но меня сдерживала сильная рука Хана, продолжающая сжимать мои пальцы.
— Все же намного лучше той бля****и, которую подсунул мне ты. Продолжай праздник, дед. Я исполнил твою волю. И хочу, чтоб ты исполнил то, что обещал…
Старик поднял голову и посмотрел на Хана таким же страшным взглядом как и у внука. Два мрака скрестившихся в ударе. Я даже услышала раскаты грома.
— Батыр Дугур-Намаев никогда не нарушает данное им слово. Все здесь принадлежит теперь тебе.
— Ппаааааа! — закричала женщина лет сорока пяти, в темно-зеленом наряде с покрытой головой, — Кааак? Каааак же так? Ты же говорил… ты же не можешь… Он брата… он же…
— Замолчи! Такова моя воля! Смирись!
Не глядя на нее ответил старик и протянул руку за новой порцией виски. Залпом выпил и в его пальцы вложили сигарету с мундштуком.
— Тебе нельзя, папа, — другая женщина, помоложе, схватила старика за руку, но он отпихнул ее в сторону.
— Поди прочь. Какая разница. Все равно скоро сдохну.
Женщина в зеленом прошла мимо меня и когда поравнялась со мной прошипела мне в лицо:
