— Почему есть не идешь? Все уехали. Почему дальше голодом себя моришь? Почему в спальню мужа не возвращаешься?
Отвернулась от нее, чтобы не видела мои выплаканные глаза и опухшее лицо.
— Меня никто не звал.
— А что должен прийти и поклониться в ноги?
— Не должен, — ответила и ощутила, как снова накрывает тошнотой. Резко, безжалостно, как удушающей волной. Бросилась в уборную, прикрывая дверь, сгибаясь пополам над унитазом и извергая только воду. В этот раз меня выворачивало долго и очень болезненно.
— Она умирает, да? Это страшная болезнь? Зимбага, ответь? Мне страшно! Что с Верой?
— Выйди, Эрдэнэ, я помогу ей. Выйди, милая. Это не болезнь. Наверное от нервов. Так бывает. Иди, порисуй или почитай.
— Но ей плохо видишь? И так все время! Особенно по утрам. Это что-то страшное, да?
— Нет. Поверь мне, ничего страшного с ней не происходит.
— Ты так же говорила про Киару… а она умерла. Я тебе не верю. Ты всегда мне лжешь.
— Она не лжет. Все хорошо, правда. Мне же ты веришь?
Девочка кивнула и развернула кресло, чтобы уехать. Зимбага прикрыла дверь в туалете и склонилась надо мной, убирая мои волосы в сторону, поглаживая по голове, умывая мое лицо прохладной водой из-под крана.
— Когда тошнота началась?
— Н…не знаю…недели две назад. Просто немного было, незаметно… а сейчас. Это ужасно. Кажется, у меня все выворачивается внутри. Что это может быть? Отравление? Простуда? Со мной никогда раньше такого не было.
Она вдруг резко с колен меня поняла, за грудь схватила, ощупывая, и я тут же вскрикнула от боли. Трогать ее было не просто больно, а мучительно больно, соски как будто пекли и горели.
— Налитые, твердые. Ты не заметила, что твоя грудь выросла?
— Нет…не заметила.
Руку к низу живота прижала, щупая, надавливая. Не больно, но есть какое-то ощущение напряжения, будто распирает низ живота, будто там шарик.
— К врачу надо. Ребенок в тебе. Месяца два так точно. Если не больше.
— Что? — я смотрела на нее расширенными глазами. Меня бросало то в жар, то в холод. Это ведь невозможно, это ведь не могло произойти прямо сейчас? Я не готова. Совсем. И в то же время вихрем взметнулся восторг. Его ребенок. Там. Внутри. Малыш Хана.
— Какой ребенок?
— Ты таблетки пила, которые я тебе приносила?
И я с ужасом вспомнила, что они валяются в тумбочке и я приняла всего несколько из них. Там собралось уже несколько упаковок.
— Я же говорила принимать каждый день в одно и тоже время. Что теперь будет! О боги! Пощадите меня! Я должна была сама проверять!
— Я… я забывала. Боже…этого не может быть. Ты ведь не серьезно, да? Ты пошутила, Зимбага?
— Более чем серьезно. И я не знаю что нам теперь делать!
Ее лицо не выражало радости оно казалось мне нервным, напряженным еще больше, чем, когда она вошла в пристройку. В глазах то ли жалость, то ли страх. Я и сама понять не могла…Она даже не улыбнулась и по моему телу прошла волна холода, прокралась вдоль позвоночника к затылку, разливаясь неприятным покалыванием.
«— Думаешь сорвала джек-пот? Охомутала такого жуткого зверя, как мой внук навсегда?
Тяжело дыша, смотрела в старческие глаза, в лицо с морщинами и пигментными пятнами. Вблизи он казался не таким уж и изможденным, его глаза были молодыми, цепкими и страшными. Теперь я понимала в кого у Тамерлана такой тяжелый и мрачный взгляд.
— Я об этом не думаю…, - ответила очень тихо и высвободила воолсы, поправила подушку под головой Батыра. — для меня это не важно.
— А зря…потому что ты его действительно сорвала! Ты держишь моего внука за яйца, да так сильно, что это заметно даже на расстоянии. — перехватил снова мое запястье, — пользуйся этим, бери все, что можешь взять. Страсть недолговечна. Стань большим, чем просто сладкая дырка. Роди ему сына! Иначе это сделает другая!
Я накрыла его ладонь своей ладонью.
— Если Господь даст мне детей от вашего внука я обязательно рожу. Но этого не случится лишь потому что желаете вы или я.
— Этого может не случится даже если ребенок будет у тебя в животе!
— Что вы имеете ввиду?
Не понимая смотрела на старика, чувствуя, как к горлу подкатывает ком горечи. Как будто он знает что-то чего не знаю я.
— То, что очевидно для всех — никто в этом доме и в этой семье не хочет наследников от Тамерлана…включая его самого. Тебя скорее закопают живьем, чем дадут родить».
Схватила Зимбагу за руку.
— Не говори никому! Заклинаю тебя молчи. Это ведь еще не точно! Пожалуйста! Ты должна мне пообещать, что никому не скажешь!
Смотрит на меня, нахмурив брови.
— Я сегодня в город еду за продуктами привезу тебе тест и проверим.
— Хорошо, — я быстро закивала, — только молчи, заклинаю. Никто не должен ничего знать. Прошу тебя, умоляю!
— Я-то промолчу, но шила в мешке не утаить и скоро все увидят и недомогания твои, и живот вырастет. И что тогда? Меня за молчание Хан на куски порвет. Как и ща таблетки…черт, как же так. Как я могла пустить все на самотек и довериться тебе. Черт!
— Я сама… сама скажу ему. Потом. Пожалуйста. Я выберу момент и все сделаю сама.
— Ладно. Пока что промолчу. Потом придумаю как быть, пока что я слишком шокирована. Ты бледная вся и светишься. Прозрачная стала. Я поесть принесу и от тошноты отвар сделаю. В дом вернуться надо, чтоб не так все за тобой наблюдали, а то как под лупой ходишь. Они по очереди следят и молятся, чтоб ты оступилась.
— Не могу в дом…Он не захочет. — тяжело вздохнула и сердце неприятно кольнуло, — мне страшно возвращаться.
— Думаешь? Да он все эти дни к еде не притронулся. Завтраки, обеды и ужины начинали позже на полчаса потому что ждал тебя.
— Неправда! — воскликнула и сильнее пальцы ее сжала.
— Правда! Странная, какая-то удивительная правда. Только ты одна этой правды и не видишь. А все остальные давно на нее во все глаза глядят и ждут, когда все закончится, ждут, когда ты все испортишь и знаешь — они дождутся!
— А эта…эта девушка почему уехала?
— Попросил?
— Да. Они повздорили с Сандалом о бизнесе. Эту ссору весь дом слышал. Повздорили и Хан публично сказал, что никакой помолвки не будет и Сандалу вместе с дочерью пора покинуть его дом.
Тяжело дыша впилась в плечи Зимбаги. Не из-за меня повздорили…не из-за меня прогнал. Это было бы слишком, наверное, если бы я была причиной, слишком хорошо, чтобы быть правдой. Такие правды со мной не случатся. Я ведь никто, меня можно и голодом заморить и ползти на четвереньках заставить. Разве с отъездом этой девушки что-то изменится? Для меня? Появится другая такая и третья. А я каждый раз буду с кровью отвоевывать свое место возле него?
