______________________________________________
*1 Источник Лунский. Живая история
Глава 4
Мне приснился странный сон. Будто бегали большие белые собаки, и одной из этих собак была я. Я… Я — каждая встреченная тобой собака на дороге. Или птица, которая заглядывает тебе в окна. Так что если я умру первой, ты все равно будешь мною окружен. Сквозь все песни ты будешь слышать мой голос, особенно сквозь твои самые любимые. Я буду просто летать воздухом что бы ты им дышал. Я постараюсь быть сильнее своей любви, если это возможно…
(с) Рената Литвинова
— Я отберу у тебя сына и изгоню из дома!
Батыр сотрясал кулаками и его колотило от гнева.
— Изгоняйте! Если я найду моего мужа, он вернет меня обратно! А если нет, то такова моя судьба!
— Куда ты лезешь, дура несчастная! Ты людей не знаешь! Ты будешь в чужой стране, где свои правила! Ты сгинешь там!
Отобрал у меня платье и швырнул его к стене. Я спокойно подняла и сложила обратно в чемодан.
— Везде свои правила. В вашей семье тоже были свои правила! Не сгинула!
Он ездил за мной на кресле, пока я собиралась. И раскидывал все, что я складывала. Это могло бы выглядеть комично, но не с Батыром. Если бы в его руках был в этот момент хлыст, он бы меня ударил.
— Это безумие! У тебя есть ради чего жить! Ради сына! Ради Эрдэнэ! На кого ты их бросаешь?!
— На вас! Вы за ними присмотрите не хуже меня!
— Я могу умереть в любой момент.
— Таких моментов было много, и вы еще живы!
— Я бы отрезал тебе язык за дерзость.
— Это не дерзость, это правда.
— Дети не простят тебе этой разлуки!
— Простим!
Мы оба обернулись. Эрдэнэ пришла в комнату. Она уже уверено стояла на протезах, а изящные брючки скрывали саму конструкцию, и казалось, что она стоит на своих ногах. За полгода тренировок уже почти незаметно, что это протезы. Я была благодарна Батыру за то, что поддержал мою идею. Эрдэнэ прошла медкомиссию, и я поняла почему Хан не хотел, чтобы она надевала протезы — у нее был порок сердца, прооперированный еще в младенчестве. Противопоказаны сильные нагрузки. И Тамерлан решил, что в кресле она целее будет. Запретил любую активность. То, что я считала жестокостью и равнодушием, на поверку оказалось заботой. Своеобразной. В стиле моего Тамерлана. Настолько вычурной и гротескной, что он боялся каждого ее движения, ограждал от общения, от волнений. Предпочитал с ней практически не общаться… В первые годы жизни девочки врачи намекали ему, что она может умереть. Потом было еще две операции, и шансы Эрдэнэ поднялись. А страх остался. Хан боялся потерять свою единственную дочь и оберегал ее, как умел. Эрдэнэ держала на руках своего брата и смотрела то на меня, то на деда. Малыш радостно улыбался и всем тельцем показывал, как он рад всех нас видеть. Узкие синие глазки светились радостью и весельем.
— Пусть мама едет и вернет папу. Я верю, что он жив. Верю ей! Отпусти ее, деда. Она сильная и умная. У нее все получится!
— А я нет! Я не верю! Надо смотреть здравому смыслу в глаза! Иди к себе, Эрдэнэ, с братом поиграй и не лезь во взрослые разговоры. Слишком мала вмешиваться!
Кивнул на дверь, но она не торопилась уходить, посмотрела на меня красивыми бархатными глазами, и я одобрительно кивнула. Моя девочка. Моя малышка. Настолько моя, насколько не могла бы стать и родная дочь. Осталась поддержать. Не побоялась деду перечить. Но когда я кивнула, все же вышла, и я услышала, как она ласково лепечет что-то малышу. Это был мой страх…страх, что он родится здоровым, полноценным, и девочка возненавидит его, начнет ревновать. Но я ошиблась. Так трогательно и нежно не любила моего мальчика даже я. Всю свою нерастраченную ласку, любовь, заботу Эрдэнэ устремила на брата.
— Пойди поспи. Я с ним посижу.
— У тебя все болит. Врач сказал лежать… отдыхать. Я сама. Я справлюсь. Мне не сложно.
Она сидела с ним столько, сколько я позволяла первое время. Помогала по ночам, возилась, купала, пела песни и называла его Лаником. Лучшей няньки для своего сына я бы и не нашла.
Провела Эрдэнэ взглядом и прикрыла за ней дверь.
— Для меня это не здравый смысл. Для меня вы просто сдались, опустили руки, пошли легким путем. Почему? Разве вы не любите его? Разве не мечтаете вернуть домой? Где ваша вера и надежда?
— Нет их уже давно! Что ты видела в этой жизни? Ни черта не видела! За спиной внука моего всегда была! Ты мира не знаешь! Жестокости людской! Не понимаешь, куда лезешь, и как тебя там могут поломать!
— Я уже поломанная. Без него!
Дед выдернул у меня из рук в очередной раз кофту и в ярости швырнул на пол.
— Ты купаешься в золоте. Я одарил тебя всем, что только могла и не могла пожелать невестка Дугур-Намаевых. Никуда не поедешь. В подвале запру. Годами там сидеть будешь!
И поехал на меня, нахмурив брови и стискивая рацию.
— Сейчас туда отправишься! Дура бестолковая! Не перечь мне!
И я поняла, что он может… что он так и сделает. Запрет меня, посадит под замок. Какой бы хозяйкой я не была, люди склонят головы перед ним. Рухнула на колени и обхватила его ноги, прикрытые пледом, дрожащими руками.
— Умоляю вас, заклинаю. Не мешайте. Отпустите. Я жить не могу без него. Дышать не могу. Сколько времени я так просижу… а вырвусь и опять искать пойду. Отпустите меня. Он мне каждую ночь снится… каждую. Сегодня видела его в яме — изодранного, окровавленного, руки ко мне тянул, звал.
И разрыдалась, уткнувшись лицом в ноги Батыра. Устала я. Мне нужна надежда, зацепка, хоть что-то. Или наоборот, окончательно убедиться, что он мертв. Ощутила, как на мою голову легла прохладная старческая ладонь, погладила мои волосы. Неумело, грубовато.
— Я многих потерял в этой жизни… внучка. Дочь потерял, загубил любимую. Младшую. Потому что делом занят был, грязи у себя под носом не видел… жену схоронил и даже вздоха ее последнего не поймал. Не пережила позора. Сына недосмотрел… подонком вырос. Дети у меня…. не нужен я им. Богатство нужно, дом, власть, золото. Моя вина. Я такими вырастил. Впервые сейчас семья у меня есть… не хочу больше терять, отпускать. Дороги вы мне. Все трое. Дороже золота и жизни. Когда каждая минута на счету, когда остался всего один глоток кислорода, хочется прожить этот глоток рядом с вами.
Я знала и понимала, что единственная, кто слышит подобное от жуткого ядовитого скорпиона, скупого на похвалы и эмоции. Но разве это что-то меняло?
— Вы…вы эгоистично губите теперь и меня, — прошептала, не поднимая головы, — прячете в клетку и рвете мне крылья, не понимаете, что без него я погибну.
Резко отнял руку и оттолкнул меня от себя, отъехал к окну. Долго молчал, пока я сидела на полу, не в силах встать и вытирала слезы.
