Степень, в которой самоконтроль необходим в жизни, зависит от раннего осознания инстинкта. Детские побуждения способны вести к полезной или вредной деятельности, как пар в локомотиве способен доставить нас к месту назначения или пустить под откос вследствие аварии. Задача образования заключается в том, чтобы направлять инстинкт туда, где он сможет развиваться с пользой для общества. Если эта задача успешно решается уже в ранние годы жизни человека, мужчина или женщина, как правило, живут деятельной жизнью, прибегая к строгому самоконтролю разве что в редчайших кризисных ситуациях. Если, с другой стороны, раннее образование сводится преимущественно к простому подавлению инстинкта, действия, к которым инстинкт побуждает человека в дальнейшей жизни, будут как минимум отчасти вредными, следовательно, придется постоянно сдерживать себя через самоконтроль.
Эти общие соображения выглядят особенно значимыми для сексуальных побуждений вследствие остроты последних и вследствие того, что они являются предметом пристального внимания традиционных моралистов. Большинство этих моралистов полагает, будто без строжайшего обуздания наших сексуальных желаний мы впадем в повседневный блуд, анархию и разврат. На мой взгляд, это представление восходит к мнению тех, кто с ранних лет усваивал запреты, а впоследствии пытался их игнорировать. У таких людей усвоенные запреты продолжают действовать, даже когда сами эти люди с ними не справляются. То, что принято называть совестью (внерассудочное, более или менее бессознательное принятие ценностей, усвоенных в раннем детстве), побуждает чувствовать, что условности отвергают нечто порочное, и это чувство может сохраняться, несмотря на интеллектуальные доводы в пользу обратного. Тем самым личность как бы раскалывается, инстинкт и рассудок больше не идут рука об руку, инстинкт становится банальным, а рассудок – анемичным. В современном мире налицо всевозможные проявления недовольства традиционным воспитанием. Наиболее распространено недовольство тех, чей интеллект признает этическую правоту морали, усвоенной в детстве, но кто понимает, с большим или меньшим сожалением, что недостаточно героичен, чтобы жить в соответствии с этими заповедями. Таким людям мало что можно посоветовать. Будет лучше, если они сумеют изменить либо свою жизнь, либо свои принципы и добиться гармонии между ними.
Далее идут люди, чей разум отвергает многое из того, чему учили в детстве, но чье бессознательное все еще цепляется за эти знания. Такие люди склонны внезапно менять свое поведение под давлением любых сильных эмоций, в особенности страха. Тяжелая болезнь или потрясение могут заставить их раскаяться и отказаться от былых интеллектуальных убеждений под напором детских воспоминаний. Даже при обычных условиях их поведение определяется запретами, причем может принимать нежелательные формы. Запреты отнюдь не помешают таким людям действовать способами, предосудительными для традиционной морали, зато лишат искренности чувств и тем самым устранят из поведения некоторые значимые элементы. Внедрение нового морального кодекса вместо старого не будет полноценным, если личность не признает новый кодекс целиком, если признание происходит только на верхнем уровне, то есть в сознательном мышлении. Для большинства людей это крайне затруднительно, если в юные годы им внушали старую мораль. Поэтому невозможно судить о новой морали обоснованно, покуда она не проникнет в детское образование.
Сексуальная мораль должна основываться на ряде общих принципов, относительно которых, быть может, имеется довольно широкое общественное согласие, несмотря на различное отношение к последствиям воплощения этих принципов на практике. Первое, что следует обеспечить, – это любовь: глубокая, сильная, честная любовь между мужчиной и женщиной, связь личностей, которая ведет к союзу, обогащающему обоих. Второе по важности – надлежащая забота о детях, физическая и психологическая. По отдельности ни один из этих принципов не вызывает отторжения, но вот относительно последствий их практического воплощения я бы предложил слегка подправить традиционную мораль. Большинство мужчин и женщин, так уж получается, не в состоянии проявлять столько искренности и великодушия в любви, ведущей к браку, сколько могли бы, не пичкай их с детства всевозможными запретами. Им либо недостает необходимого опыта, либо они приобрели этот опыт тайными, нежелательными способами. Более того, поскольку моралисты одобряют ревность, эти супружеские пары считают себя вправе держать друг друга, что называется, под замком. Конечно, хорошо, когда муж и жена любят друг друга так сильно, что ни один из них не испытывает искушения нарушить брачную клятву; но скверно, что неверность, если таковая случилась, обычно воспринимается как нечто ужасное, а всякая дружба с представителями противоположного пола признается нежелательной. Полноценная жизнь не может строиться на страхах, запретах и взаимном ограничении свобод. Если удается обеспечить верность без всего перечисленного – замечательно, но в противном случае за нее придется заплатить чрезмерно высокую цену; не исключено, что здесь было бы полезнее и разумнее проявлять толику терпимости. Не подлежит сомнению, что взаимная ревность, даже при соблюдении физической верности, часто вреднее для брака, чем вера в спасительную силу искренней и крепкой любви.
Многие люди, мнящие себя добродетельными, трактуют родительские обязательства в отношении детей куда легкомысленнее, чем кажется мне допустимым. В нынешней семейной системе с двумя родителями такая трактовка сразу после рождения детей побуждает обоих партнеров всемерно поддерживать гармоничные отношения, даже если это требует значительной степени самоконтроля. Но, вопреки уверениям традиционных моралистов, этот контроль подразумевает не только подавление соблазнов неверности; не менее важно обуздывать проявления ревности, злости, стремления властвовать и так далее. Не вызывает сомнений тот факт, что серьезные ссоры между родителями нередко становятся причиной нервных расстройств у детей; поэтому следует делать все возможное для предотвращения таких ссор. В то же время, если у партнеров не хватает самоконтроля для того, чтобы разногласия между родителями не затрагивали детей, подобный брак намного лучше и полезнее расторгнуть. В этом случае расторжение брака отнюдь не выглядит наихудшим вариантом для детей; на самом деле, такой исход лучше, чем слышать гневные крики и яростные обвинения, наблюдать, быть может, физическое насилие, что выпадает на долю многих детей в дурных семьях.
Не следует думать, будто перемены, которых желает разумный поборник большей свободы, возможно осуществить моментально, отдав взрослых и даже подростков, отравленных прежними строжайшими моральными запретами, на волю ничем не сдерживаемых поврежденных побуждений, которые одобряются моралистами. Так, разумеется, придется поступить, ибо иначе эти люди будут воспитывать своих детей столь же скверно, как воспитывали их самих; но это лишь переходный этап. Разумной свободе надлежит обучаться с ранних лет, ведь в противном случае единственно доступной окажется свобода скабрезностей и предрассудков, а не свобода цельной личности. Банальные побуждения ведут к физическим излишествам, дух же остается в оковах. Инстинкт, правильно развиваемый с детства, способен принести больше, нежели образование, вдохновляемое кальвинистским убеждением в первородном грехе; когда такому образованию позволяют творить свое черное дело, выясняется, что преодолеть его последствия очень и очень сложно. Одно из важнейших достижений психоанализа состоит в открытии дурного влияния запретов и угроз на характер ребенка; чтобы справиться с этим влиянием, нужно время – и нужны психоаналитические методики. Причем это касается не только тех откровенных невротиков, изъяны которых очевидны всякому; это касается и большинства нормальных людей. На мой взгляд, девять из десяти тех, кто прошел через традиционное воспитание в ранние годы, очень плохо подготовлены к здравому восприятию брака и секса как таковых. Теплые искренние отношения для таких людей невозможны; их можно разве что побудить осознать нанесенный им воспитанием урон и удержать тем самым от причинения своим детям такого же урона.
