– Будем партизан искать, к ним прибьемся. Ты как?
– Как прикажете…
– Да вообще не собирался, – удивился я, – ты же сам за мной пошел, я тебя под дулом пистолета не тащил.
– Да с вами… с тобой как-то спокойнее. Ты из разведки ведь?
– Я разведчик-диверсант. Нас специально для войны в тылу противника готовят, но воевал и на передовой.
Так, рассказывая байки о летних месяцах своей войны, мы и шли. Двигаться удавалось буквально по паре часов, это так, навскидку. Потом сидели и отдыхали, костер больше не разводили. Несмотря на хреновую погоду, вряд ли немцы летают в такую, все же опасались выходить на открытые пространства и разводить костры. Я еще помню, как по осени брели по лесам. Помню, как идешь вроде себе по чаще, а вдруг раз, и поле перед тобой. Вышел и не заметил, как лес кончился. Так же и сейчас.
До самой темноты не шли, как начало темнеть, стали искать место для ночлега. На самом деле я уже чувствую, как тело промерзать начинает, это хреново. Да и раны еще совсем не затянулись. Я и поддерживал их все время только благодаря моче. Каждый день старался обрабатывать. Ладно ноги, они так и вовсе были почти целыми, царапины. Спину мне было не достать, приходилось просить других пленных, там, в бараке. А кому понравится в моче дрыбаться? Да и самому было не так чтобы приятно, но парни попались нормальные. Тот же Веревкин меня и протирал, за что ему спасибо. Сквозное на руке было самым опасным, бинтов-то нет, каждый раз мотал тот же самый, лишь чуть двигал, выискивая место почище. Сейчас-то уже проще, в деревне у немчуры немного запасов медикаментов стырил, поэтому и бинты на мне сейчас свежие, да и йод с зеленкой были. Еще и антисептики какие-то имелись, так что подлечимся.
Найдя подходящее место, а это вновь была большая ель, причем в окружении других таких же, мы с удовольствием обустроили лежку и развели огонь. Как же это хорошо, когда телу тепло. Наевшись, отправил Валеру спать, но тот сначала решил меня обработать. Лекарств у немцев взяли немного, но это были хорошие средства. Но, конечно, главное в них само их присутствие у солдат, в отличие от наших бойцов. Костер в этот раз развели уже приличный. Я решил, что вокруг никого нет, поэтому затащили под нашу ель большое упавшее дерево, сухое как порох, да и развели костер прямо на нем. Чуть погодя оно и само занялось, и ветки можно было уже не подбрасывать. Бревно было толстым, старая ель, давно упавшая, поэтому тлеть и, соответственно, греть нас оно будет долго. В этот раз мы еще и снега нагребли вокруг ели, чтобы не дуло вообще. Лапник, конечно, не грел сам по себе, но внутри нашего укрытия была комфортная температура.
Валера спал, а я проверил и смазал оружие, раньше времени не было. Лежать, конечно, это лучше, чем идти по сугробам, да вот только это совсем не приближает нас к цели пути. От слова совсем.
К середине ночи стало ясно, что Веревкин заболел. Да-да, это не было осложнением от ранения, он вообще был целым, только, как и все, избитым, да и проходили уже синяки-то. У Валерки поднялась температура. Сначала я думал, что это он так от костра разогрелся, но чуть позже, потрогав лоб бойца, убедился в этом. Наверняка в районе тридцати восьми градусов, жар не такой сильный был. Заставив парня проснуться, я приказал ему раздеваться и натер спину и грудь шнапсом. Фляжка с этим пойлом была одна, но было не жалко. Подогрев колпачок, он алюминиевый был, влил бойцу еще горячего внутрь, дав пару таблеток аспирина, спасибо фюреру за их снабжение. Укутав после процедур Валеру во все, что у него было, лег спать и сам, предварительно также грохнув стопочку. Было тепло, мне даже нравилось. Спустя какое-то время я проснулся от оханий поблизости. Открыв глаза и повернув голову, увидел сидящего рядом Валеру, раздетого почти до нательного белья.
– Ты чего, сдурел? – уставился я на него.
– Дышать нечем, жарко! – отозвался парень. Я подобрался к нему и потрогал лоб. О, эффект был налицо. Пот, обильно текший в буквальном смысле, говорил об улучшении.
– Нельзя тебе пока раздеваться, потей.
– Ладно, – ответил парень и принялся одеваться.
Вроде как знак хороший, но в любом случае мы тут задержимся, надо точно убедиться, что парень в порядке. Да и мне самому хочется отдохнуть чуток, что уж говорить.
День прошел вполне спокойно, но у нас кончалась еда. Того, что захватили у фрицев, оставалось еще на день, и то впроголодь жить придется.
К вечеру вдалеке началась стрельба. Довольно интенсивная, но, кажется, все же далековато. Что понравилось, так это отсутствие стрельбы орудийной, работало только стрелковое. Веревкин был уже в порядке, видимо, просто переохлаждение, поэтому решили выступать в путь. Казалось бы, уходили в сторону, так нет, стрельба была именно там, куда нам надо. Помню по картам, немецким, конечно, что тут у фрицев довольно жидкая оборона была, вот и проверим. За ночь стрельба давно стихла, мы прошли несколько километров. Из них по лесу всего пару. Опять, как я уже начал привыкать, на поле вышли довольно неожиданно. И хорошо, что была ночь, пересекли его спокойно. А под утро, остановившись, охренели от возобновившейся стрельбы. Она была буквально «за углом», то есть совсем рядом.
– Валер, сиди тут тихо, я сползаю, посмотрю, – сказал я и ушел в лес. Мы совсем немного углубились в лес, поэтому я так и пошел вдоль опушки. Через двадцать минут меньше чем в полукилометре от меня застучал пулемет.
«МГ», – машинально отметил я и лег в снег. Ползти было тяжело, да еще я боялся засветиться, форма-то немецкая, ее на снегу видно издалека. Прополз метров сто, когда передо мной открылась картина. Впереди местность сильно понижалась, а на противоположном холме был какой-то населенный пункт. Вот блин, это ж сколько мы по лесам протопали, что к людям вышли? Не было сомнений, что происходит. Наши бьются с опорным пунктом немцев. Причем, вот же гадство, я вышел на позиции фрицев. Отчетливо различал два расчета минометчиков, а на вершине – два пулеметных гнезда. О, надо попробовать помочь нашим, вроде немчуры здесь немного. Отполз назад и, встав, припустил за Валеркой. Все же вдвоем мы больше настреляем.
Вернулись вместе через полчаса, наверное. Фрицы так и отстреливались, наши вперед не лезли. Позиционка во всей красе.
– Смотри вокруг, когда немцы повернут к нам, начнешь отсекать, ясно?
– Ясно! – подтвердил Веревкин, готовя автомат. – Там наши, да?
– Конечно, причем из-за этих пулеметов на холме им ни туда, ни сюда не пройти. Начали!
Первыми я решил грохнуть именно минометчиков, так как они банально ближе к нам, следовательно, в какофонии стрельбы пулеметчики не услышат мои выстрелы. Так и вышло. Хорошо, что расчеты минометов были всего из трех солдат каждый. Пришлось крикнуть Валерке, чтобы добил двоих, а то я промахнулся. Пока боец пытался положить из автомата оставшихся минометчиков, я приступил к уничтожению пулеметов. С этими вышло гораздо сложнее, но помогли наши бойцы с той стороны холма. Я смог снять лишь одного пулеметчика, как немцы сообразили, что здесь что-то не то, и развернулись. Один расчет сразу срисовал нас с Валеркой, а второй продолжил стегать атакующих красноармейцев. Пришлось туго, благо удалось быстро перезарядить винтовку и, меняя позицию, тремя выстрелами все же положить расчет. Вот тогда и второй захлебнулся, его заглушили наши бойцы. С криками «ура» – вот на фига еще – на холм поднялись бойцы Красной Армии, и началась свалка. И с той и с другой стороны стрельба шла в упор. Мы вообще не могли помочь нашим, так как боялись подстрелить своих. До рукопашной все же не дошло, наши смогли уработать фрицев. В принципе, в этом и наша с Валеркой заслуга. Командир подразделения Красной Армии быстро сообразил, что ему кто-то помог, поэтому, когда перестали стрелять, он закричал:
