– Очень хреново?
– Я выблевал, наверное, даже кишки! – выругался товарищ.
– Хлебни-ка! – я протянул бойцу фляжку, и тот сделал несколько глотков. Когда опустил руку, видимо только поняв, что именно он проглотил, Валера схватился за горло.
– А-а-а!
– Да не ори ты! Помогай уже, да и закончим, а то у меня обезболивающее перестанет действовать, тогда и я заору!
Валерка наклонился и, прижав тампон к ране на моей ноге, стал удерживать его грязным пальцем. Да, не догадался заставить его руки вымыть. Быстро проделав всю необходимую операцию со вторым тампоном, приложил его к другой стороне ноги. Размотав бинт, принялся аккуратно бинтовать, стараясь следить, чтобы тампон не съехал.
– Черт, тут же пластырь есть! – вдруг осекся я и тут же смотал бинт назад в рулончик. Да-да, было несколько пластырей, они здорово помогут.
Закрепив тампоны пластырем, уже спокойно закончил процедуру наматыванием бинта. Вот теперь порядок.
– Дай-ка мне фляжку-то, – протянул руку я. Валера передал мне самогон, и я приложился, делая несколько глотков, немаленьких. Не спиться бы с этими ранами к чертям собачьим.
Валера, после того как перекусили, сожрали две банки тушенки, что были у нас в своих сидорах, пожаловался на головную боль и усталость. Дав ему две таблетки аспирина, приказал выпить. Да и сам сделал то же самое. Уже когда отходил в сторону до ветра, почуял, что морфий отпускает, а уже через десять минут мне стало очень хреново. Валера обустроил среди елок лежбище, нарубил лапника штык-ножом, раскатал тощую немецкую шинельку, мы ее к нему в сидор запихнули давно, вот для таких ночевок. Шинель была тонкой и места занимала мало, но как подстилка была нужной. Как я рухнул на ложе, даже не помню, стало так хреново, что из головы вылетело буквально все. Мелькнула мысль где-то на задворках сознания, что, может, у фрицев в аптечке была отрава, а я ею так обильно воспользовался?
Очнулся я в темноте от голода. В животе урчало так, что казалось, меня слышно с нескольких метров. А еще от запаха. Запаха готовящегося на костре мяса!
– Это чего такое? – уставился я на костер, на котором увидел подобие вертела с куском мяса. Валера был возле костра и следил за приготовлением пищи.
– Зайца поймал, – видя мои распахнувшиеся глаза, поспешил добавить: – Я не стрелял, так поймал. Тот сам вышел и к нам в мешок залез, голодный, наверное, вот я и словил его.
– Ну, дружище, молоток! Я так хочу жрать, что даже не описать.
– Я и сам хотел, двое суток без еды, живот к спине прилип.
– Это я чего, двое суток в отрубе? – охренел я.
– Ага. Все бредил и пить просил. Да еще Валюшку звал…
– Точно надо к ней идти, видимо, я ей нужен, – вслух подумал я. – Кстати, а нога-то почти не болит! – только сейчас вспомнил я о ране.
– Я тебе вчера повязку менял, а то ты так крутился в бреду, что сорвал старую. Извини, я не знаю, что тут написано на этих тюбиках, поэтому просто мочой обработал и завязал.
– Спасибо, братишка, – искренне ответил я. – Давно сменил? Я к тому, что пора менять или нет?
– Так вчера еще утром, наверное, пора уже…
– Блин, давай сначала поедим, пипец как хочу жрать.
Еле дождавшись, когда заяц прожарится, пока ждал, сходил отлить, мы с удовольствием налопались жареного мяса. Без соли или каких-то приправ, было, конечно, не вкусно, но зато сытно и полезно. Да и зайчик был с хрустящей корочкой, она априори вкусная.
Немного болела голова, но вот той сильной боли в ноге уже не было. Спокойно размотав бинт, увидел присохший тампон. Валера уже согрел воды, натопил из снега, и я, пропуская воду через бинт, полил на присохший тампон. Не хотелось рвать, прямо вот жалко себя стало. Поглядев на рану и место на коже вокруг нее, удовлетворенно кивнул своим мыслям. Вроде нормально, но я, конечно, ни разу не врач, вот Валя сказала бы точно, опыт у нее был приличный, успела насмотреться и на мои, да и на раны других ранбольных.
Закончив с перевязкой, еще раз поел. Заяц был большим, а мы с голоду сразу много есть не стали. Размышляя о будущем, задремал и, как оказалось позже, до утра.
– Здорова, братишка! – открыв глаза, я разглядел суетящегося рядом Веревкина.
– Привет, старшой. Как спалось?
– А знаешь, отлично! – весело посмотрел я на товарища. – Сам-то спал?
– Да, конечно. Я еще на вторые сутки округу обошел, нет тут никого, один лес и болото.
– Это хорошо, только на болото один не ходи, мало ли чего…
– Мне хватило, когда сюда пробирались, больше не хочется, – было видно, что Валера впечатлен похождениями.
– Валер, все хотел спросить, а ты чего за мной пошел, а не с партизанами?
– Да с тобой мне как-то спокойнее. А эти только и думают, как немца куснуть… Я трус, да?
– С чего ты такое говорить-то стал? С дуба рухнул, что ли?
– Ну, ты как командир Красной Армии, наверное, осуждаешь…
– Больше я чтобы не слышал таких речей, ясно? – вмиг став серьезным, ответил я. – Все бы бились так, как ты, хрен бы армия до Москвы отступила! Кто мешал вот так, собираясь в лесах, атаковать немцев? Да все мы пока еще неопытные вояки, ну и трусили, конечно, не без этого. Думаешь, я с первого дня с шашкой на танки прыгаю и всех побеждаю? Эх, Валера-Валера. Да я сам так же трясся в ячейке, причем не раз. И приказы нарушал, благо что это оборачивалось в мою пользу.
– Ты не рассказывал… – пожал плечами Валера.
– Да что я тебе вообще рассказывал? Эх, знал бы ты, что мне выпало…
– Расскажешь?
– Не хочу заново переживать… – Я чуть подумал: а что такого в моем рассказе? – Я, Валер, не из этого времени…
Видя слегка глуповатое выражение лица товарища, я продолжил:
– Я родился в восьмидесятом году. Тысяча девятьсот… – я хмыкнул, когда Валерка аж хрюкнул от удивления. – …восьмидесятом.
– Как это?
– Да мне бы кто сказал. Там умер, а тут появился, в чужом теле…
– Разве так бывает? – Веревкин просто охреневал от такой новости.
– Видимо, все же бывает. Там, – я выделил голосом слово, сделав акцент на нем, – я потерял всё! Жил как-то на автомате, без всякой мечты и надежды на лучшее, но об этом говорить я не стану. Не нужно тебе это. Да, Валер, и обо всем, что я тебе рассказываю, лучше молчи. Всегда!
– Ты не хочешь, чтобы об этом кто-то знал?
– Именно. А главное, Валер, тебя попросту расстреляют, если узнают, что тебе известно. Поверь и молчи, хорошо?
– Хорошо, – пожал плечами Веревкин. – А за что меня-то? – чуть подумав произнес товарищ, и тут до него дошло: – Так ты знаешь, когда война кончится?!
