– Разумеется, – ответила Ханея. – Передай привет своей тётушке. Мы с нетерпением ждём встречи с ней в ближайшее время.
Она не объяснила, что имела в виду, и Будур, оставшись одна, размышляла об этом, пока шла к остановке на пляже и ждала трамвая, идущего в город, ёжась в маленьком стеклянном укрытии от порывистого ветра. В полудрёме ей виделась очередь из людей, несущих на вершину мира целую библиотеку каменных книг.
10
– Поедем со мной на Оркнейские острова, – предложила Идельба. – Мне бы пригодилась твоя помощь, к тому же я хочу показать тебе развалины.
– На Оркнейские острова? Где это?
Оказалось, это самые северные кельтские острова над Шотландией. Большую часть Британии населяли выходцы из Аль-Андалуса, Магриба и Западной Африки; позже, во время Долгой Войны, ходеносауни построили крупную военно-морскую базу в заливе, окружённом главным Оркнейским островом, и стояли там до сих пор, фактически контролируя Фиранджу, а также защищая своим присутствием редкие остатки коренного населения, кельтов, которые пережили и пришествие франков, и фиранджийцев, не говоря уже о чуме. Будур читала рассказы об этих высоких, бледнокожих людях с рыжими волосами и голубыми глазами, переживших великую чуму, и, сидя с Идельбой за столиком у окошка в гондоле аэростата и глядя на проползающие внизу зелёные холмы Англии, укрытые рябой тенью облаков, порезанные на большие квадраты посевами, живыми изгородями и серыми каменными заборами, размышляла, каково будет оказаться перед настоящим кельтом – выдержит ли она их немые укоризненные взгляды, не дрогнет ли при виде альбиносоподобной кожи и светлых глаз.
Но ничего подобного, разумеется, не произошло. Сойдя на землю, они обнаружили, что Оркнейские острова представляют собой сплошной массив покатых, поросших травой холмов, где даже деревья росли только вокруг белёных фермерских домов с дымовыми трубами по обоим концам, – все дома здесь выглядели одинаково, что, по всей видимости, пошло с древних времён, поскольку ту же архитектуру повторяли и серые развалины в полях вблизи их современных копий. И оркнейцы не были слабоумными веснушчатыми выродками, которых ожидала увидеть Будур, ориентируясь на рассказы о белых рабах османского султана, а здоровенными горластыми рыбаками, с красными лицами, перепачканными маслом, и соломенными, а иногда чёрными и каштановыми волосами, которые кричали друг на друга, как в любой из рыбацких деревень Нсары. Они общались с приезжими запросто, будто те были самыми привычными людьми, а фиранджийцы – экзотикой, что было правдой в этих местах. Для этих людей Оркнейские острова были целым миром.
И когда Будур с Идельбой выехали на автомобиле в пригород, чтобы посмотреть на местные руины, они начали понимать, почему: мир стекался к Оркнейским островам уже три тысячи лет или больше. Это давало им повод чувствовать себя в центре событий, на перекрёстке дорог. Все народы, когда-либо жившие здесь, а их, должно быть, набрался десяток на протяжении веков, использовали в строительстве слоистый песчаник, добываемый на острове, который волны раскалывали на удобные плиты, балки и широкие плоские кирпичи, идеально подходящие для отделки стен и ещё более прочные, если их соединять с цементом. Древнейшие жители также мастерили из камня кровати и кухонные полки, и здесь, на небольшом островке травы, выходящем на западное море, можно было заглянуть в каменные дома, откуда вымели заполнявший их песок, и увидеть домашний быт людей, живших здесь якобы более пяти тысяч лет назад, их утварь и мебель, оставленные нетронутыми. Осевшие комнаты показались Будур похожими на её собственные комнаты в завии. Ничего существенно не изменилось за всё это время.
Идельба покачала головой, глядя на числа, которыми датировалось поселение, и применённые методы датировки, и вслух стала рассуждать о некоторых геохронологиях, которые, по её мнению, подошли бы лучше. Но через некоторое время она замолчала, как и все остальные, и стояла, глядя вниз на скромные и прекрасные интерьеры древних домов. На наши вещи, которые выдерживают даже такие испытания временем.
Вернувшись в единственный город острова, Керкуолл, они прошли по мощённым камнем улицам к очередному небольшому буддийскому храмовому комплексу, расположенному позади древнего собора местных жителей, крошечному, по сравнению с огромными скелетами, оставленными на материке, но достроенному до конца и крытому крышей. Храм позади него был скромным и состоял из четырёх узких строений, окружавших сад камней, в стиле, который Будур называла китайским.
Здесь Идельбу встретили Ханея и Ганагве. Будур удивилась, увидев их, и они рассмеялись, заметив выражение её лица.
– Мы же говорили, что снова скоро увидимся, не так ли?
– Да, – ответила Будур. – Но здесь?
– Это самая большая община ходеносауни в Фирандже, – сказала Ханея. – Мы приехали в Нсару именно отсюда. И довольно часто наведываемся.
После того как им показали комплекс и они сели пить чай в комнате, выходившей во двор, Идельба и Ханея удалились, оставив Ганагве и растерянную Будур одних.
– Мама говорит, что им нужно поговорить пару часов, – сказала Ганагве. – Ты знаешь, о чём они?
– Нет, – ответила Будур. – А ты знаешь?
– Нет. То есть я догадываюсь, что это как-то связано с работой твоей тёти по укреплению дипломатических отношений между нашими странами, но это и так очевидно.
– Да, я знаю, что она этим интересовалась, – принялась выкручиваться Будур. – Но то, как мы с вами пересеклись на лекциях Кираны Фавваз…
– Да, а потом ты появилась у нас в монастыре. Похоже, нашим дорожкам суждено пересекаться, – она улыбнулась непонятной Будур улыбкой. – Пойдём, прогуляемся, этих двоих мы ещё долго будем ждать. В конце концов, им нужно многое обсудить.
Это оказалось новостью для Будур, но она ничего не сказала и весь день бродила по Керкуоллу в компании Ганагве, девушки крайне энергичной, высокой, подвижной и уверенной в себе; узкие улочки и дюжие мужчины оркнейских островов не внушали ей страха. А потом они долго шли от конечной остановки трамвая вдоль пустынного пляжа, откуда открывался вид на большую бухту, бывшую в прошлом оживлённой военно-морской базой. Там Ганагве остановилась у груды булыжников, сбросила с себя одежду и с воплем бросилась в воду, после чего вынырнула, подняв фонтан белых брызг, крича, и её гладкая смуглая кожа блестела на солнце, когда она пальцами стряхивала с себя воду и брызгалась в Будур, подговаривая её окунуться.
– Это полезно! Вода не очень холодная, но так бодрит!
На подобное всегда подбивала её и Ясмина, но Будур скромно отказалась, потому что вид большого, мокрого, красивого зверя, стоявшего рядом с ней на солнце, был почти невыносим; и когда она спустилась к воде и опустила в неё руку, то поняла, что правильно отказалась – вода была ледяной. Она и впрямь словно проснулась и ощутила порывистый солёный ветер и брызги, летевшие в неё от мокрых чёрных волос Ганагве, которая трясла ими из стороны в сторону, как собака. Ганагве посмеялась над ней и оделась, даже не обсохнув. На обратном пути они прошли мимо ватаги бледнокожих детей, которые с любопытством рассматривали их.
