Они последовали за ним в мастерскую с большими плавильными печами.
– Посмотрите, как вы сегодня добиваетесь таких раскалённых температур. Ваша водопроводная система приводит меха в движение быстрее, чем самая большая толпа рабочих, и огонь, соответственно, разгорается намного жарче. Но Аристотель полагает, что огонь заключён в древесине и высвобождается нагреванием. Допустим, но почему огонь горит жарче тогда, когда получает больше воздуха? Почему ветром так разгоняет лесные пожары? Значит ли это, что огню необходим воздух? Можем ли мы это выяснить наверняка? Если мы построим камеру, из которой меха будут выкачивать воздух, а не наоборот, станет ли от этого огонь гореть меньше?
– Выкачать воздух из камеры? – переспросил Калид.
– Да. Установить клапан, который выпускает воздух, но не пропускает обратно. Откачать весь имеющийся воздух и не позволять новому набраться в камеру.
– Интересно! Но что останется в камере?
Иванг пожал плечами.
– Понятия не имею. Пустота? Может, сгусток изначальной пустоты? Об этом нужно спросить лам или ваших суфиев. Или Аристотеля. Или сделай камеру стеклянной и загляни внутрь.
– Так и сделаю, – согласился Калид.
– А движение изучить легче всего, – добавил Иванг. – Здесь можно бесконечно экспериментировать. Можно засечь скорость притяжения вещей к Земле. Можно пронаблюдать, одинакова ли она в горах и в долинах. Вещи при падении набирают скорость – видимо, и это тоже можно измерить. Вероятно, даже свет можно измерить. Во всяком случае, углы преломления – величина постоянная, их я уже замерял.
Калид согласно кивал головой.
– Первым делом обратить действие мехов, чтобы опустошить камеру. Но нет, конечно, там не может образоваться истинной пустоты. Небытие невозможно в этом мире. Скорее всего, в камере что-то останется, что-то более разреженное, чем обычный воздух.
– И снова Аристотель, – вставил Иванг. – «Природа не терпит пустоты». Но что, если это не так? Не попробуем – не узнаем.
Калид кивнул. Если бы у него было две руки, он бы уже потирал их друг о друга.
Втроём они направились к водопроводу. Канал приносил с реки мощный поток воды, мокро блестя в утреннем свете. Вода вращала колесо мельницы, приводя в движение оси с тяжёлыми молотками и кувалдами и наконец сменяющие друг друга меха, которые разогревали печи. Здесь было шумно от плеска воды, ударов по камню, рёва огня, опалённого воздуха; все стихии неистовствовали в трансмутации, причиняя боль ушам и оставляя в воздухе запах гари. Калид некоторое время просто стоял, наблюдая за водопроводом. Это была его гордость: именно он сумел соединить все ремёсла в этой огромной сочленённой машине, которая оказалась намного мощнее, чем люди и лошади. Бахрам решил, что они стали самыми могущественными людьми во всей мировой истории благодаря находчивости Калида, но Калид только отмахнулся от него. Он просто хотел понять, как оно работало.
Вместе с остальными он вернулся в мастерскую.
– Нам понадобится стеклодув, а также мои кожевники и металлурги, – постановил Калид. – Клапан, о котором ты говоришь, наверное, можно изготовить из овечьих кишок.
– Думаю, нужно что-то прочнее, – сказал Иванг. – Какая-то металлическая заслонка, вставленная в кожаную прокладку откачиванием воздуха.
– Да.
Бутылка без джинна
Калид занял своих мастеровых делом, а Иванг взялся за выдувание стекла, и через несколько недель у них появился механизм, состоящий из двух частей: стеклянного шара из толстого стекла, из которого предстояло выкачать воздух, и мощного насоса для откачки. То и дело случались аварии, утечки, выходили из строя клапаны, но старые механики мануфактуры Калида отличались находчивостью, и в сражениях с неисправностями в итоге увидели свет пять похожих, одинаково тяжёлых версий устройства. Массивный насос был идеально подогнан под новые поршни, трубки и клапаны; стеклянные сферы представляли собой толстостенные сосуды с ещё более толстыми горлышками и шишковатыми выступами на внутренней поверхности, чтобы подвешивать на них предметы и наблюдать, как они себя поведут после удаления воздуха. Когда решили проблему утечки, пришлось соорудить небольшой реечный механизм, чтобы силы, приложенной к насосу, оказалось достаточно для удаления последних остатков воздуха из сферы. Иванг посоветовал не добиваться такой абсолютной пустоты, которая в конечном счёте засосёт сам насос, и мануфактуру, и, возможно, весь мир, как джинн, возвращающийся в заточение; каменное лицо Иванга, как всегда, не позволяло делать выводы о том, шутит он или говорит серьёзно.
Когда механизмы работали достаточно надёжно (хотя иногда ненароком стекло всё равно трескалось или клапан ломался), они установили один в деревянную раму, и Калид начал серию экспериментов: помещал предметы в стеклянные сферы, откачивал воздух и наблюдал, что из этого выйдет. О философской стороне всех вопросов касательно природы того, что остаётся внутри сферы после выкачивания воздуха, он говорить отказывался.
– Для начала просто посмотрим, что произойдёт, – говорил он, – что останется.
На столе рядом с аппаратом лежали толстые тетради с чистыми страницами, и он или его помощники подробнейше описывали в них каждый эксперимент, засекая время по лучшим часам Калида.
После нескольких недель изучения возможностей аппарата и практических экспериментов он попросил Иванга и Бахрама организовать небольшое собрание, пригласив нескольких кади и учителей из всех медресе Регистана, и особенно математиков и астрономов из медресе Шердор, которые уже давно вели дискуссии о представлениях древних греков и классического халифата о физической реальности. В назначенный день, когда гости собрались в мастерской без стен рядом с кабинетом Калида, он представил им аппарат, описал принципы его работы и указал на будильник, который, как все и без того видели, подвесил на выступ внутри стеклянной сферы, так что часы легонько покачивались на конце короткой шёлковой ленты. Калид двадцать раз нажал на поршень реечного механизма, усиленно налегая на свою единственную руку. Он объяснил, что будильник заведён на шесть часов пополудни, как раз когда отзвучат вечерние молитвы на самом северном минарете Самарканда.
– Чтобы удостовериться, что будильник действительно прозвенит, – сказал Калид, – мы вынули молоточек наружу, чтобы вы сами увидели, как он ударяет по колокольчику. И после того как мы увидим первые результаты, мало-помалу я начну впускать воздух обратно в сферу, так что вы сами всё услышите.
Калид говорил скупо и прямо. Бахрам понимал, что он хочет дистанцироваться от напыщенного, колдовского образа, который принимал во время своих алхимических превращений. Он не делал громких заявлений, не произносил заклинаний. Ни он сам, ни все остальные не забыли о крахе его последней демонстрации – о его обмане. Он просто указал на часы, время на которых неуклонно приближалось к шести.
Тут часы начали раскручиваться на ленте, и молоточек заметался туда-сюда между двумя маленькими латунными колокольчиками. Всё было видно, но из-за стекла не доносилось ни звука. Калид сказал:
