Книга Годы риса и соли, страница 76. Автор книги Ким Стэнли Робинсон

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Годы риса и соли»

Cтраница 76

Повисло молчание. Калид был не рад, это понимали все.

– Относись к этому как к серии опытов, – предложил Бахрам.

– Это понятно, – раздражённо ответил Калид. – Но в этом случае мы действуем, не понимая самой природы вещей. Слишком много исходных материалов, субстанций и действий, и всё это разом. Полагаю, что-то здесь происходит на уровне, чересчур малом для человеческого глаза. Трещины, которые образуются после отливки, напоминают кристаллы в разломе. И за этим любопытно наблюдать, но невозможно понять, почему так, или предсказать поведение стали заранее. В этом и заключается полезность всякого эксперимента. Он даёт нам конкретный результат. Отвечает на вопрос.

– Тогда мы поставим перед собой такие вопросы, на которые сможет ответить сталеварение, – сказал Бахрам.

Калид, всё ещё недовольный, кивнул. Но он бросил взгляд на Иванга, желая узнать его мысли на этот счёт.

Иванг счёл это хорошей идеей в теории, но на практике оказалось не так-то просто определиться с задачей, которую они могли перед собой поставить. Они знали, до каких температур раскалять печь, знали, какую руду, древесину и сколько воды добавлять, как долго смешивать, какую прочность им это даст. Все задачи, касающиеся практической стороны вопроса, давно были решены, ещё с тех пор, как дамасскую сталь начали делать в Дамаске. Более фундаментальные вопросы о природе процесса, на которые ещё предстояло ответить, оказалось трудно сформулировать. Бахрам и сам старался изо всех сил, но ничего не приходило в голову. А ведь Бахраму всегда приходили в голову самые замечательные идеи – по крайней мере, так ему говорили.


Пока Калид бился над этой проблемой, Иванг с головой погрузился в математические труды, забывая даже про стеклодувное и серебряное дело, которое он практически переложил на плечи своих новых учеников, рослых и худощавых тибетских юношей, свалившихся некоторое время назад ему как снег на голову. Он штудировал индуистские книги и старые тибетские свитки, делая пометки мелом на грифельных досках, а затем копируя их на бумагу, как хранил и все свои записи: чернильные диаграммы, вязи из цифр на хинди, символы и буквы на китайском, тибетском и санскрите (его личный алфавит для личного языка, как казалось Бахраму). Безнадёжная затея, о которой было страшно долго задумываться, поскольку от бумаги, казалось, исходила осязаемая сила, какое-то волшебство – или, возможно, просто безумие. Чужие мысли, вписанные в многоугольники чисел и идеограмм; лавка Иванга стала казаться Бахраму пещерой тёмного колдуна, ощупывающего кромки реальности…

Иванг в итоге сам стряхнул с себя эту паутину. Выйдя из дома Калида на солнце, он сел рядом с Калидом, Захаром и Тази из Шердора, и Бахрама, заслонявшего их от солнца, и, заглядывая им через плечо, изложил математику движения, которую называл «скоростью скорости».

– Всё находится в движении, – объяснял он. – Вот что такое карма. Земля вращается вокруг Солнца, Солнце путешествует сквозь звёзды, и звёзды тоже путешествуют. Но для науки, для чистоты эксперимента, мы допустим, что существует царство неподвижности. Возможно, вот такая неподвижная пустота содержит в себе вселенную, но не суть: нас сейчас интересуют чисто математические области измерения, которые можно обозначить вертикалями и горизонталями, вот так, или длиной, шириной и высотой, если брать три измерения реального мира. Но для простоты начнём с двух. Так вот, любой движущийся объект – скажем, пушечное ядро – имеет свои величины в пределах этих двух измерений. Как высоко, как низко, насколько влево и насколько вправо. Можно поместить его сюда, как на карту. Опять же, горизонтальным измерением можно отмечать время полёта, а вертикальным – движение в заданном направлении. Так мы получим кривые линии, обозначающие перемещение объектов в воздухе. А линии, проведённые по касательной к кривой, укажут на скорость скорости. Так можно измерить всё что угодно, составить карту этих измерений, как будто бы переходя из комнаты в комнату. Каждая комната имеет различный объём, как колбы, в зависимости от того, насколько они широки и высоки. То есть, как далеко и за какой отрезок времени. Количество движения, понимаете? Бушель движения, драхма.

– Полёт пушечного ядра можно описать досконально, – заметил Калид.

– Да. Легче, чем во многих других случаях, потому что ядро следует по одной линии. Да, изогнутой линии, но это не полёт орла или, скажем, ежедневный маршрут обычного человека. Математически это было бы… – Иванг ушёл в себя, встрепенулся и вернулся к ним. – О чём я говорил?

– О пушечных ядрах.

– Ах, да. Их движение легко измерить.

– То есть, если знать скорость, с которой ядро покидает пушку, и угол её наклона…

– Именно. Можно довольно точно предсказать, где оно приземлится.

– Нужно рассказать об этом Надиру при частном разговоре.

Калид собрал все таблицы для расчёта пушечного огня с искусно выведенными кривыми, описывающими траекторию ядра, взял небольшую книжечку с вычислениями Иванга, заполненную его аккуратным почерком, и сложил всё это в резную шкатулку из железного дерева [21], богато инкрустированную серебром, бирюзой и ляпис-лазурью. Шкатулку доставили в ханаку Бухары вместе с восхитительной дамасской кирасой для хана. На стальном прямоугольнике в центре нагрудного панциря красовались размашистые росчерки из белой и серой стали, вперемешку с железными крапинками, едва заметно вытравленными после обработки серной кислотой и другими едкими веществами. Этот узор Калид называл «Зеравшанскими водоворотами», и действительно, узор напоминал стоячий водоворот, возникающий у основания Дагбитского моста всякий раз, когда река разливалась высоко. Кованых изделий красивее этого Бахрам не видел в своей жизни, и он решил, что из кирасы и драгоценной шкатулки, наполненной Иванговыми формулами, выйдут впечатляющие подарки для Сайеда Абдул-Азиза.

Они с Калидом нарядились в самое лучшее, готовясь к аудиенции, и Иванг присоединился к ним, одетый в бордовую мантию и остроконечный колпак тибетского монаха – более того, ламы высочайшего ранга. Дарители выглядели не менее презентабельно, чем их дары, думал Бахрам; но когда на площади Регистан Бахрам ступил под огромную золочёную арку медресе Тилля-Кари, он немного сдулся. А в окружении знати показался себе блёклым, чуть ли не оборванцем, как будто они были детьми, заигравшимися в дворян, и попросту деревенщинами.

Однако хан пришёл в восторг от кирасы и высоко оценил мастерство Калида, и даже надел доспех поверх своего наряда, да так и оставил. Шкатулкой он тоже залюбовался, передав её содержимое Надиру.

Через несколько минут их отпустили, и Надир повёл их в сад Тилля-Кари. Он изучил диаграммы и признал, что они действительно представляют интерес; он хотел разобраться в них подробнее, однако оружейники доложили хану, что вырезание желобов внутри пушечных стволов привело к тому, что одна из пушек взорвалась во время залпа, а остальные потеряли в дальности. Теперь Надир хотел, чтобы Калид заглянул к оружейникам и решил с ними этот вопрос.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация