— Мне уже плевать. — ответила я, стараясь избавиться от своих странно подозрительных мыслей. — Просто пройду отбор. Не думаю, что Эллир настолько глуп, чтобы жениться на той, которая его почти ненавидит. Сам посуди. Я же ему всю жизнь испорчу? А раз так, то думаю, что он рано или поздно это поймет…
Хидди вздохнул.
— Ну да.
А я лениво стала раздумывать над тем, какой наряд себе выбрать на дурацкий снежиночный бал. Идея со шторой была все еще актуальна, но я стала волноваться, что мой активный протест здешнему “театру смеха” лишь сильнее привлечет внимание. Лучше будет слиться с толпой… Надо что-нибудь стандартное… Незаметное.
Эх. Ладно… С концепцией я решила. А вот с исполнением что делать? Здешние барышни, может, и приучены к рукоделию с детства, а я как-то не шила никогда. Росла в обеспеченной семье, изнеженная заботой матери и все такое… В общем, с иголкой и ниткой у меня были определенные проблемы. Позориться не хотелось, а обучиться за сутки я вряд ли смогу. Да уж… Сходить к Эллиру и попросить помощи? Ни за что!
Стук в дверь прервал мои упаднические мысли. Хидди тут же весь нахохлился, подобрался и сделал вид тупой и придурковатый, прямо по заветам гениальных мыслителей моего мира. Видимо, боялся, что его разоблачат в наличии мозга и отправят на кухню.
— Да-да? — я царственно приподняла бровь, приготовившись к встрече гостей, но, заметив, что в комнату прошел Дариуш, как-то заметно сникла.
— Какой наряд у тебя будет на конкурсе? — с порога начал этот несносный мужчина, с любопытством оглядываясь по сторонам.
— У меня? — усмехнулась я, заметив, как его взгляд удивленно остановился на коротеньких шортиках, что “подарило” мне зеркало на позапрошлом испытании. Джинсовый элемент костюма отчаянной соблазнительницы как раз висел на спинке стула у стены. — Вот эта штора.
Я кивнула на облюбованный объект на окне, а Дариуш покачал головой, переводя с сожалением взгляд туда, на что я указывала.
— Костюм хорош. Но слишком старомоден. — улыбнулся император. — Помочь тебе с выбором?
Над предложением мужчины я задумалась. Может, действительно попросить у него помощи? Позориться на конкурсе очень не хотелось.
— Если честно, то мне бы помочь с исполнением… — сказала я, вздыхая. — Скажу Вам по секрету, в моем мире нормально шить умеют единицы женщин.
— Вот как? — мужчина удивился. — Все настолько обеспечены?
— Нет… Просто в магазинах полно одежды… Профессиональным шитьем занимаются целые конгломераты по производству всякого тряпья.
— Здесь такого нет. — согласился император. — Я помогу тебе. А теперь серьезно: что ты хочешь на себе видеть? Сможешь нарисовать?
Сказать, что я обладала художественными способностями — ничего не сказать. Но не в том прекрасно-благородном смысле, о котором все сразу думают, нет. Просто у одних людей есть дар создавать прекрасные, удивительные вещи… Творить чудеса кистью или карандашом. У меня все было диаметрально наоборот: мои работы были чудовищны. Про людей поющих в данном случае обычно говорят, что “медведь на ухо наступил”. В моем же случае у меня на руках он явно сплясал лезгинку, еще и попрыгал от души.
— Эм… — Дариуш перегнулся мне через плечо, чтобы увидеть, что же я так старательно вырисовываю на выданном мне листе пергамента, сидя за письменным столом. — Ты уверена, что хочешь именно в ЭТОМ пойти?
Уверена я не была. Напротив, чем больше я вглядывалась в творение рук своих, тем больше уверялась в том, что торжественный вечер мне придется прогулять, либо прийти на него в джинсах, на которые я оригинально наклею вырезанные снежинки. Но как признаться императору в полном отсутствии художественного стиля и неспособности предельно ясно выражать свои мысли на бумаге? Здешние леди и барышни наверняка хорошо рисуют, и шьют, и на арфах играют. А я? А как же я? Отчего-то мысль о том, что Дариуш услышит мое признание про полную бездарность, заставило меня испугаться. Словно мне было важно его мнение!
— Я пойду в этом. — сказала я, прежде, чем прикусила язык, подумав, что ляпнула.
“В этом” идти было попросту невозможно. Потому что то, что было нарисовано у меня на пергаменте вызывало лишь одни эмоции — слезы. Дикие слезы, от накатывающихся волн хохота.
Это был действительно шедевр. Малевич со своим черным квадратом бы удавился от зависти. Потому что у меня был — серый шар. От серого шара, с чем-то таким волнистым по краю и напоминающим цветочки, шли четыре тоненькие закорючки — ручки и ножки. Сверху на палочке был приделан кружочек — голова. Кстати, от этой головы шли неожиданно получившиеся у меня волосы — роскошной волной.
Дариуш всхлипнул и схватился сначала за сердце, а потом зажал себе рот рукой, отходя на безопасное от меня расстояние.
— Что?! — попыталась я сохранить невозмутимое выражение на лице. Все же я девушка, а тут меня оценивать пришли. — У нас в мире все так ходят!
Император коротко кивнул, а затем, не выдержав, все же разразился громогласным хохотом, утирая редкие слезы.
— Ох, Ленси… Я бы не хотел попасть в ваш мир… Я бы там сразу умер. От смеха! — признался он, а я, вскипев и обидевшись, кинулась к кровати и, схватив подушку, с поразительной меткостью запустила ей в Дариуша.
Глава 27
(Эллир)
Проходя мимо комнаты Ленси, я услышал веселый заливистый смех и остановился, чувствуя, как в сердце разрастается ураган. Брат. Там, в комнате… С моей девушкой! С той, из-за которой я ночей не спал, переживал, представляя, как мы держимся за руки, вспоминая, как хорошо нам было с ней тогда на реке… Так могло бы продолжаться всю жизнь. Ведь мы были похожи, словно половинки одного сердца… Дьявол, все было бы нормально, если бы он не приперся на мой отбор! Ходит все, вынюхивает! Распушил хвост, очаровывая Валенсию ради своих идиотских опытов! Проклятый чертов брат!
Я в ненависти сжал кулаки. Я не позволю забрать Ленси! Найду, чем смогу надавить на Дариуша. И пусть в прошлый раз в его комнате я ничего не нашел, это не значит, что я не смогу ничего найти там, в столице, где сейчас император так удобно отсутствует. Сам я, разумеется, не смогу отлучиться, это будет слишком подозрительно. А вот попросить кое-кого, кому я доверяю там…
Подавив в себе нарастающий гнев, я сумел пройти мимо двери и не выбить ее, а затем подняться к себе в кабинет, чтобы, вытащив пергамент и пишущее перо, застрочить своему другу небольшое, но вполне емкое послание.
“Я согласен. Но я хочу, чтобы Дариуша в моей жизни больше не было”. — написал я и, запечатав пергамент сургучом и поставив на нем личный оттиск, при помощи магии отправил адресату. Уже собирался облегченно выдохнуть, как заметил питомца Ленси у себя в комнате. Он сидел, изо всех сил стараясь слиться со стеной и быть незаметным. Я усмехнулся. У всех животных всегда есть подсознательный страх людей.
— Ничего, гусь. Скоро Ленси будет моя.
Питомец натуженно крякнул, а затем с невозмутимым видом направился к двери. Я усмехнулся, и выпустил птицу, глядя, как та важно зашагала по коридору, направляясь к лестнице. Точь-в-точь его хозяйка! Даже не обернулся…
