Солидный кабинет генерального директора в административном корпусе с дипломами и патентами на стенах еще не затронула разруха гибнущего улья, но самого Троицкого уже коснулась. Проблемы фабрики словно бы сгорбили его высокую фигуру, наложили тени на высокомерное породистое лицо. Он встретил Михеева вопросом:
— Я сегодня был в арбитраже. Там сказали, что вы отозвали требование о банкротстве фабрики. Это так?
— Да.
— Чем это вызвано?
— Объясню, — пообещал Михеев. — Особенно если вы предложите мне сесть. Или будем разговаривать стоя?
— Да, конечно, — спохватился Троицкий. — Садитесь, пожалуйста. Кофе? Кофе у нас еще есть.
— Спасибо, не хочу вас окончательно разорить. Несколько предварительных вопросов. Кроме сорока миллионов долларов, какие еще долги у фабрики?
— Два миллиона. Взяты под залог акций.
— Сколько вам нужно, чтобы завершить модернизацию?
— Много. Миллионов десять.
— Сколько у вас акций фабрики? — продолжал Михеев.
— Восемьдесят два процента. Но часть в залоге у банка.
— У кого остальные восемнадцать процентов?
— У разных людей. Купили в расчете на прибыль. Расчет не оправдался. Я чувствую себя так, будто залез в чужой карман и меня поймали за руку.
Михеев осуждающе покачал головой:
— Владимир Федорович, мне кажется, что вы не прочитали ни одного учебника по бизнесу. Даже самого примитивного.
— Не прочитал, — признался ученый. — Я всегда читал немного другие книги. Что в них сказано?
— Правило номер один. Если вы решили заняться бизнесом, вам следует навсегда забыть слово «мораль».
— Да, это я уже понял, — покивал Троицкий. — Но приложить к себе не могу. Советское воспитание неистребимо.
— Советское? — переспросил Михеев.
— Советское, а какое еще? Гуманистическое начало было частью идеологии. Оно существовало само по себе, в отрыве от практики, но оно было. С этим вы, надеюсь, спорить не будете.
— Не буду. Я даже сделал это основой своей кадровой политики. Никогда не беру на руководящие должности тех, кому меньше сорока лет. У них еще сохранились моральные критерии. Молодые же продадут за копейку.
— А эти не продадут?
— Тоже могут продать, но гораздо дороже. И не сразу. Можно выкупить эти восемнадцать процентов у миноритариев? — продолжил расспросы Михеев. — Уступят?
— За любые деньги. И еще спасибо скажут. Не понимаю, к чему вы ведете. Вы хотите, чтобы я консолидировал у себя все сто процентов акций?
— Да.
— Смысл?
— Я не хочу, чтобы лезли в наши дела. Миноритарий даже с одной акцией может потребовать отчета, и мы будем обязаны его дать. И наши планы сразу станут известны всем.
— Наши планы, — повторил Троицкий. — Правильно ли я вас понял…
— Правильно. Я хочу превратить фабрику в процветающее высокорентабельное предприятие. Соберите своих специалистов и подготовьте бизнес-план. Подробный и максимально честный. Сколько нужно денег, чтобы полностью расплатиться с долгами. Сколько нужно, чтобы закончить модернизацию. Анализ российского и мирового рынка ваших лекарств. Емкость рынка, сравнительная себестоимость. Могу дать в помощь своих экономистов.
— Они что-нибудь понимают в фармацевтике? Смогут отличить аспирин от анальгина? — съязвил ученый.
— Они кое-что понимают в деньгах.
— Да, это важнее, — согласился Троицкий. — Производство не проблема. Его мы наладим. Проблема — дистрибьюция.
— Это я беру на себя.
— Олег Николаевич, давайте откровенно, — попросил ученый. — Вы вкладываете в нас немалые деньги…
— Очень немалые, — подтвердил Михеев.
— Что вы за них хотите иметь?
— Контрольный пакет. Пятьдесят процентов плюс одну акцию.
— Что ж, это справедливо. Что вы с ними будете делать? Продадите?
— Не знаю. Продам, если предложат хорошую цену. Или буду получать дивиденды. Рано об этом говорить.
— И все-таки не понимаю. Я представляю, какие у вас были виды на фабрику. Снести все к чертовой матери и застроить тридцатиэтажными монстрами, которые уже изуродовали всю Москву. Фабрика не даст вам и десятой доли такой прибыли. Даже если мы доведем ее до идеального состояния.
— Даже сотой, — поправил Михеев. — Вас очень удивит, если я скажу, что не всегда деньги играют главную роль?
— Удивит? Это слишком слабо сказано. Поразит. Так не бывает.
— Бывает. Редко, но бывает. Сейчас как раз такой случай.
Троицкий неожиданно негромко засмеялся.
— Что вас рассмешило? — удивился Михеев.
— Скажу. Я чувствую себя лохом, которого обувают по полной программе, а я не могу понять как.
— Это так сейчас говорят в Российской академии наук? «Лох», «обувают»?
— В академии наук говорят так, как во всей России.
— Не беспокойтесь, Владимир Федорович. Обувают не вас, а совсем других людей.
— Кого?
— А вот этого я вам не скажу…
В машине Олег Николаевич злорадно ухмылялся, представляя, как он встретится с жеребцом из «Интеко». Сначала прикажет Марине Евгеньевне не соединять по телефону: на совещании, еще не приехал, уже уехал, обедает, позвоните через час, в командировке. Потом назначит встречу у себя в офисе на Лубянке. Приедет, никуда не денется, Батурина на него каждый день собак спускает за промедление с фабрикой. Помурыжит минут двадцать в приемной, и когда юрист, донельзя раздраженный бесконечными проволочками, потребует решительного ответа, Михеев скажет:
— Ну вот что, парень. Пошел ты на хуй вместе со своей Еленой Николаевной. Понял?
Не такими словами, конечно. Но в этом смысле.
И только когда «мерседес» подъехал к особняку, Олег Николаевич вспомнил странные слова юриста про журнал «Финансы».
III
— Марина Евгеньевна, мы журнал «Финансы» выписываем?
— Конечно, Олег Николаевич.
— Свежий номер пришел?
— Еще третьего дня.
— Вы видели?
— Видела. Поздравляю, это очень большой успех.
— Принесите мне номер.
— Он у аналитиков, сейчас схожу.
Через десять минут журнал лежал перед Олегом Николаевичем.
Журнал «Финансы» считался одним из самых серьезных российских деловых изданий. Не «Форбс», конечно, выходивший едва ли не на всех языках мира миллионными тиражами, и не лондонский «Экономист», самое авторитетное издание для всех бизнесменов, но в России он пользовался спросом. Его тираж в сто тысяч экземпляров лучше всяких социологических опросов говорил о том, сколько в стране серьезных предпринимателей, составляющих основу так называемого среднего класса. Тиражи других деловых изданий, которых тоже было немало, не шли с «Финансами» ни в какое сравнение за исключением разве что газеты «Коммерсантъ» с ее тиражом в четверть миллиона. После того, как «Финансы» по примеру «Форбса» начали публиковать списки пятисот самых богатых людей России, интерес к журналу заметно повысился.
