– Вот что, – ответил я, крепче обнимая ее. – Сейчас нам обоим нужно поспать.
Кто-то прикоснулся к моей руке. Эмма прошептала:
– Мы остановились.
Я с трудом открыл глаза. Была глухая ночь, мы находились на автобусной остановке где-то в Айове.
– Иди первым, – сказал Енох, подталкивая меня по проходу между сиденьями к двери.
Я выбрался из автобуса и принялся осматривать асфальт на стоянке в поисках черных следов пусто́ты. Ничего. Твари здесь не выходили.
Мы отправились на автовокзал, там работал небольшой ресторанный дворик с несколькими круглосуточными кафе. Енох и Хью купили себе хот-доги с резиновыми сосисками. Эмма заказала буррито с бобами и сыром. Подростки, заключенные в растущие молодые тела, оказавшись в мире нормальных, взрослели с каждым днем – впервые почти за сто лет, – и постоянно были голодны. Но мой желудок словно завязали узлом, меня мутило при одной мысли о еде. Как странно, подумал я: иногда друзья казались мне взрослыми, даже старыми, но бывали дни, когда я чувствовал себя старше них.
Мы снова сели в автобус и тронулись в путь. Я задремал, но сон был беспокойным, я то и дело просыпался. В какой-то момент перед рассветом Эмма снова осторожно разбудила меня.
Мы остановились на шоссе, автобус застрял в бесконечной пробке. Где-то далеко впереди мигали огни «скорой» или пожарной машины. У меня появилось нехорошее предчувствие.
Машины с трех полос ехали по одной. Мы двигались вперед медленно, как улитка, и наконец за окном показалось место аварии. Вокруг скопились полицейские машины, машины «скорой помощи», спасатели. Сверкали сигнальные огни. Полицейские регулировали движение. Фельдшеры и врачи «скорой» возились с носилками. Мой взгляд упал на черные следы шин, которые тянулись мимо цепочки фальшфейеров, похожих на факелы, к перевернутому искореженному автобусу.
– О боже, – прошептала Эмма. Алые и оранжевые мигалки машин освещали ее лицо.
– Неужели это тот самый автобус? – хрипло произнес Хью. – Тот, на котором они ехали?
– Мы должны это выяснить, – сказал я.
Енох молча кивнул.
Наш автобус снова остановился. Я повел друзей к выходу и уговорил недовольного водителя открыть дверь.
– Полицейские ни за что не позволят нам шнырять у места аварии, – заметил я.
– Ты удивишься, когда узнаешь, куда можно пробраться, если делать вид, что имеешь на это полное право, – возразила Эмма.
Вокруг перевернутого автобуса суетились фельдшеры, но мне показалось, что авария произошла несколько часов назад и пострадавших давно увезли.
Автобус лежал на боку, словно поверженный гигант. Разноцветные огни отражались в его металлических бортах, покрытых вмятинами и страшными дырами с острыми краями. Судя по следам шин, автобус съехал с дороги, накренился, съехал с насыпи, оставив глубокую колею в земле, а потом остановился у края леса. Других разбитых машин мы не заметили. Очевидно, водитель вдруг потерял управление, свернул с шоссе, но больше никого не задел.
Капли слезной жидкости пусто́ты обнаружились почти сразу. Земля вокруг автобуса была забрызгана ею, след вел прочь от места аварии, в лес. В лесу не было ни полиции, ни врачей. Никого и ничего, кроме черных деревьев.
Я шел по следу, друзья спешили за мной. Когда мы углубились в лес на двадцать или тридцать футов, Эмма зажгла на ладони огонек, чтобы освещать дорогу.
Мы прошли мимо кучи мусора. Мимо зарослей колючего кустарника. А потом увидели ее – она лежала на земле, на опавших листьях.
Та самая девушка, Эллери.
Она умирала. Кровь струилась из глубокой раны на голове. Нога была согнута под неестественным углом.
Мы бросились к ней.
– Кто-нибудь, бегите за помощью! – закричала Эмма, и Хью помчался обратно, к машинам «скорой».
Девушка была бледной и худенькой. У нее был только один глаз, а повязка куда-то исчезла. Вместо нее я увидел черную дыру со сморщенными краями.
Пока не появились врачи, мы хотели выяснить, что произошло, но Эллери с трудом понимала, где она и что происходит. Время от времени она теряла сознание.
– Они хотели, чтобы я плакала, – повторяла она снова и снова. – Люди с пустыми глазами… Они заставляли меня плакать….
Крошечный белый червячок выполз из пустой глазницы, упал ей на щеку, скатился на землю, и только тогда я заметил не меньше сотни таких же червячков, извивавшихся в куче опавшей листвы.
Меня едва не вырвало, но Эмма и Енох не выказали никаких признаков удивления или отвращения.
– Они украли ее, – пробормотала девушка и заплакала. – Они забрали ее у меня.
– Кого? – спросила Эмма.
– Личинку-мать, – прошептала раненая слабеющим голосом. – Теперь она умрет. Она не может жить снаружи.
Мы с Эммой и Енохом подняли головы и с ужасом переглянулись.
– А где сейчас эти люди? – спросил я.
– Ушли, – ответила она. – Вы их убьете?
– Разумеется, – сказал Енох.
– Но только не девушку. Она не хочет делать то, что делает. Они ее заставляют.
– Какую еще девушку? – удивился я.
– Она сделала это. Она остановила автобус.
– Как?
– С помощью веревок. И еще она дарила мне прекрасные цветы, лучше которых я никогда не видела…
Ее тело начало сотрясаться в конвульсиях, и тут фонари осветили поляну. Несколько мгновений спустя врачи заставили нас отойти в сторону.
Эллери извивалась, стонала, а потом случилось что-то еще, но из-за спин фельдшеров мне ничего не было видно. Я услышал, как один из них выругался, и они попятились прочь от несчастной.
Кто-то воскликнул:
– Что это еще за чертовщина?
Я увидел Эллери. Ее тело содрогалось и тонуло в волнах каких-то шелковых нитей.
– Боже! – прошептал Енох. – Она начала стареть!
Шелковые нити оказались ее волосами, они росли с невероятной скоростью, меняли цвет, из каштановых становились серебристыми, а затем белыми, как слоновая кость.
От внезапного порыва ветра зашумели кроны деревьев, с земли взметнулись осенние листья. Оглянувшись, мы увидели вертолет, который садился на опушке леса. Мы съежились, уставились на него, не зная, что делать. Несколько фигур спрыгнули с вертолета и побежали к нам.
Это были американцы. Ламот и его телохранитель продирались сквозь лес, выкрикивая имя Эллери. За ними бежали мисс Сапсан, мисс Королек и мисс Кукушка. На нас никто даже не взглянул. Врачей оттолкнули прочь – они были в таком ужасе, что все равно собирались спасаться бегством, – и когда американцы склонились над телом, я заметил, как имбрины вливают в полуоткрытый рот Эллери какое-то снадобье из стеклянного флакона.
