— Оно тебе очень идет… Я выписываю тебе жалование, Софи. Ни ты, ни твои родные теперь не будут нуждаться.
— Но… Почему? — растерялась я.
— Нужно было сразу это сделать. Но в тот момент было не до того, а потом забылось. Пришло время компенсировать.
— Спасибо.
— На днях я предложил законопроект о твоих родовых птицах. В ближайшие дни сенат начнет его рассмотрение.
В груди сдавило, и, не сдерживая чувств, я обняла Марьяна. Взгляд заволокло слезами.
— Я не знаю слов, которые бы выразили те чувства, которые рвутся из груди, — говорила, всхлипывая и запинаясь. — Огромнейшее тебе спасибо, Марьян Соколов, от всех рэтт, чью жизнь ты сейчас сохранил и обезопасил!
Марьян нежно погладил меня по волосам.
— Успокаивайся, Софи. А то скажут, что я довел тебя до слез.
Я рассмеялась, смахивая с глаз последние слезы.
— Сомневаюсь, что найдется кто-то, кто посмеет подумать о тебе плохо.
Марьян ухмыльнулся.
— Ты плохо знаешь людей.
Стрелка на часах показывала без пяти шесть.
— Я, наверное, пойду на ужин. Не хочу, чтобы у Гавриила возникли подозрения.
Он расцепил объятья — как оказалось, он тоже меня обнимал, вот только я этого даже не заметила. Не отрывая взгляда от пола, вышла из кабинета. Дошла до зала, в котором должен проходить ужин. Внутри томилось несколько десятков претенденток. Отделившись от шумной компании, ко мне подошла Жанна.
— Привет. Как там наш пернатый друг поживает?
— Возомнил себя хозяином комнаты, а меня прислугой: спит на кровати, питается отборным кормом, разве что на флейте меня не заставляет ему играть.
Жанна рассмеялась.
— Потерпи. Скоро придет доктор Пингвин и приструнит наглеца.
— Если только меня не выгонят сегодня с отбора.
— Тебе чего переживать? Выгонит один, останешься в претендентках у другого.
Хотела сказать, что когда Марьян меня отпустит, Гавриилу я стану не нужна, меня выставят за территорию дворца на следующий же день, но дверь распахнулась, и в комнату вошли императоры. Бросив пару приветственных фраз, сели на привычные места напротив друг друга.
Я заказала вино и овощное рагу, без подсказок разобралась, как его есть. Я практически не следила за разговором, пока не вздрогнула от собственного имени, слетевшего с уст Марьяна:
— …Софи?
Не «Софья», а фамильярно — «Софи».
— Простите? Я прослушала.
Присутствующие умиленно рассмеялись, заставляя меня еще больше волноваться.
— Я сказал, что у тебя сегодня невероятно красивое платье.
— Благодарю за комплемент, Ваше Императорское Величество.
Из другого конца стола раздался другой мужской голос, переключая всеобщее внимание на себя:
— Утренний наряд мне нравился больше, — сказал Гавриил.
— Чем же он лучше? — поинтересовался Марьян.
— Материал был очень приятный наощупь.
Казалось, я покраснела до кончиков ушей — Гавриил так вывернул фразу, что каждый мог подумать черти что. Несколько секунд в комнате висело гробовое молчание, которое разрушил Марьян:
— У этого платья тоже очень нежная ткань… я проверял.
Я наклонило голову, изображая заинтересованность едой. В комнате было такое напряжение, что его можно было резать ножом. Хотела бы я быть хамелеоновым страусом, чтобы стать невидимкой.
— Ой, а вы знали, что завтра состоится ярмарка мастеров? — разрядила атмосферу Жанна.
От ее слов женская половина оживилась, уводя разговор от моей персоны. Я уже не могла дождаться, когда появятся хранители отбора и освободят меня от обязанности обольщать Марьяна по указу Гавриила.
Птицы ворвавшись в комнату из-под стола и, пролетев под потолком, сокол уселся на спинку кресла Марьяна, а гриф — Гавриила. Браслеты ожили и, как птенцы, потянулись к своим родителям.
Кулон соседки пролетел перед моим лицом и растворился в теле сокола-хранителя, но моя цепочка оказалась цела. Собрав освободившиеся подвески, хранители отбора растопырили крылья и упорхнули, оставив нас.
Я смотрела на свой обручальный браслет и не могла поверить, что Марьян не сдержал своего слова. Он же обещал! Я посмотрела на него с осуждением, но император оказался удивлен не меньше. Две выбывшие девушки попрощались и покинули комнату.
Недолго участницы отбора принялись обсуждать грядущую ярмарку, газетные сплетни и предстоящий бал-маскарад. Марьян откланялся одним из первых и ушел так быстро, что при всем желании я бы не догнала его. Я не могла понять, что произошло. Мы же договаривались, он попрощался…
Гавриил с довольной ухмылкой смотрел на меня с другого конца стола, всем своим видом словно говоря «Я был прав, он не сможет тебя выгнать».
Глава 8
— Немедленно к Императору Гавриилу! — передал перепуганный лакей.
Я только проснулась, надела первое, что попало под руку. И за щипанные минуту уже была в его кабинете.
Газета с глухим звуком упала на стол.
— Это что такое? — прорычал Гавриил, а у меня от страха затряслись поджилки. Я, как нашкодивший ребенок, стояла опустив голову, даже не зная в чем провинилась, но грозный голос императора намекал, что дела мои плохи. — Решила за наш счет устроить себе теплое гнездышко?
Дрожащими пальцами взяла газету, и меня бросило в жар — на первой странице фотография, на которой я обнимаюсь с Александром Воробушком. Это было вчера, когда я ездила к нему поговорить о судьбе Хама. Пронырливый фотограф так подгадал кадр, что возникла иллюзия, будто мы вот-вот поцелуемся.
В статье под фото меня обвиняли в легкомыслии и называли пустышкой, которая кидается на любого, кто готов заплатить хоть какую-то монету. Прочла до конца и поняла, что зеленая краска на приеме госпожи Чибис — это освежающий душ по сравнению с этими помоями.
— Это вранье! У меня нет романа с Воробушком. Мы с ним просто знакомы и не более!
Гавриил подошел ко мне вплотную, нависая надо мной.
— Мне все равно кто с кем спит, когда об этом никто не знает. Ты бросила тень на свою репутацию, выставила меня и Марьяна дураками. И что теперь с тобой делать? Даже простой рыбак не захочет связываться с продажной девкой, что уж говорить об императоре?!
Реакция была быстрее мысли. Я с такой силой влепила ему пощечину, что рука стала гореть. От удара Гавриила отвернуло, и когда он повернулся, на щеке красовался красный отпечаток ладони. Он смотрел на меня с такой злобой, что я поняла — сейчас меня прикопают в императорском саду.
— Вы меня спровоцировали… я не хотела… — почти беззвучно прошептала.
