— Очередную игрушку хочешь получить, принц Рэнимор?
— Ой-ой-ой, — Рэнимор рассмеялся. — Это мы уже проходили.
— Сути не меняет. — Ярость мешалась с возбуждением, затуманивая взор и заставляя голову кружиться. О, Филлагория всемогущая! Избавь же меня от этого умалишающего чувства!
— Это ты сделала меня своей игрушкой, Лира, — спокойно сказал Рэнимор и пригладил мои волосы. А мне хотелось разорваться на части от его прикосновений.
— В тот самый миг, когда мы встретились у твоей спальни. Думал ли я, что так бывает? Оказалось, правду пишут в стихах и песнях. Выпотрошила ты меня. Сна лишила и королевского достоинства. Только за тобой все эти дни и наблюдал, выбирая удобные минутки для разговора.
— Так я и знала, что ты — маньяк!
— Хочу отметить, — Рэнимор улыбнулся и облизал губы, — что ты преуспела в конспирации. Так эффектно перехватывать записки от «Воронов», что никто из нашей стражи и носа не подточил, нужно уметь.
Ужас резанул сердце, как отточенный клинок. Я вжалась в стену:
— И отчего же ты не сдал меня, принц всемогущий?
Рэнимор опустил глаза, кусая губы. Как дворовый мальчишка. Не как принц.
— Теперь-то ты все понимаешь? — прошептал он и поднял взгляд. На его щеках отпечатался густой румянец.
Вместо ответа я сделала шаг навстречу и приникла к нему. Распластала ладони по его груди. Под толстой тканью халата колотилось сердце. Разгоняло королевскую кровь. Часто-часто-часто-часто… Словно слова Рэнимора имели особый вес и особое значение.
— Так не бывает, — слезы сами потекли из глаз. — Мне, невезучей, сам принц наследный в высоких чувствах признается? Рэнимор, да даже если ты подтасуешь результаты отбора, какая из меня, к Низшим, королева? Курам на смех!
«А если ты — мой брат?» — продолжили за меня коварные мысли.
Снова захотелось слиться со стеной и сделаться невидимой.
— Обещаю, Лира, — Рэнимор прижал меня к себе, и опасения вместе с дурными мыслями провалились в обитель Низших, — что я постараюсь избавить нас обоих от этой участи.
— Это невозможно!
— Чуду всегда есть место, — легкий поцелуй согрел волосы. — Просто верь мне. Теперь ты можешь…
— Я верю, Рэм, — прошептала в ответ. — Верю.
Поцелуй отдавал солью слез и тягучей печалью. И домом. Потерянным, отнятым, оставленным в туманной дали, но вновь обретенным здесь и сейчас. На его груди. В его руках. Под крышей, что хранит пепел времени и чужие тайны. Никто не мог помешать нам теперь. Ни Олаф с его угрозами и коварными планами, ни Шанти с фарфоровой кожей и идеальным личиком. Ни прошлое. Ни будущее. Мы дышали мгновениями, вытягивали из секунд паутинистые нити, разрывали время на части, запечатывая в своих сердцах. И не существовало больше ни меня, ни Рэнимора. Только Мы.
Рэнимор осторожно подхватил меня на руки. Отнес в спальню. Посадил на взбитую перину, заставив свесить вниз босые ноги. А сам опустился передо мной на колени, будто преданный слуга.
— Лира, — проговорил он твердо и погладил мою ступню. — Если я перегну палку или сделаю что-то, что тебе не понравится — гони меня прочь.
Глава 57
Рэнимор отлучился, оставив меня в одиночестве на взбитой постели. Но лишь на минуту, чтобы принести два изящных бокала с рубиновым вином. Сияние маглюмов крошилось на граненых стенках и дробилось в толще жидкости, завораживая взор.
— Выпей, Лира, — прошептал Рэм, протягивая мне бокал.
Я осторожно пригубила жидкость. Сладкое пламя с легкой кислинкой пролилось на язык, окропило горло и застыло где-то внутри вибрирующим теплом. Воздух наполнил аромат лесных ягод и трав: соблазнительный, чарующий, несущий спокойствие и умиротворение. Аромат, в котором хотелось раствориться, но…
— Больше не буду, — поборов приятное головокружение, я передала бокал Рэнимору.
— На пьяную голову делаются недобрые дела.
— Уже приходилось разочаровываться? — Рэм улыбнулся и поднял бровь.
— Пожалуй, — я вскинула взгляд в потолок и принялась болтать ногами. — Именно напившись я примкнула к «Воронам».
— Поподробнее, пожалуйста, — Рэнимор снова опустился на колени передо мной. Да что ж с ним не так, отчего на кровати не сидится? Никак, наклонности какие-то странные.
— Да тут и рассказывать не о чем, — заметила я. — Три года назад сбежала тайком от отца на концерт в кабак. Не помню, кто выступал тогда: «Утренние некроманты», кажется. Конечно, первым делом из-под полы бутылку купила: в таком возрасте все самоутверждаются, и я не исключение. Напилась, и мне стало плохо. В кабацком клозете меня подхватил молодой мужчина, вывел на улицу, хотел до дома проводить. А я хамила ему, отбивалась… Под конец удумала стреляться с ним, а он возьми и согласись. И ведь выиграла, чуть живот ему не проткнула. Знала бы, что это — Олаф Кампер, предпочла бы утонуть в казенном унитазе.
Я наморщила нос, вспоминая тот позорный вечер. Память давно украла картины прошлого, превратив в размытые отблески, но кое-что из нее никак не выветривалось. Запах рвоты и дешевого виноградного вина. И ярко-алое пятно на рубашке Олафа, когда я моя стрела опрометчиво скользнула по касательной.
— Ты верила ему, — Рэм поймал мой взгляд, и дрожь прокатилась по плечам.
— Слишком верила, — призналась я, отводя глаза.
— Заблуждаться не страшно, — его ладонь погладила ступню. Горячие прикосновения переползли на пальцы. — Главное вовремя выйти из темноты. Ты победила свой мрак, Лира, и стала мудрее.
Я зажмурилась, чтобы не смотреть вниз. Осторожные прикосновения волновали и рождали в теле незнакомое ощущение, будто солнце впрыснуло лучи в кровь. Тепло ползло от кончиков пальцев вверх, и с каждой секундой хотелось большего. Я прекрасно понимала, чем все может закончиться, но больше всего на свете жаждала раствориться в этих секундах. Напиться вдоволь мимолетной лаской. Слиться с временем. Стать воздухом.
Когда Рэм пересчитал пальцы на ногах поцелуями, я зажмурилась еще крепче, вытянула носки и застонала. Дыхание перебил сладостный спазм. Внизу живота проснулась знакомая томящая тяжесть, а темень перед глазами запульсировала в такт биению сердца.
— Отпусти себя, Лира, — прорвался в мой личный мрак шепот Рэнимора. — Ты очень напряжена. Расслабься. Просто чувствуй меня.
— Я не Филлагория, чтобы целовать мне ноги, — прошептала я, дрожа.
— Ах, не Филлагория, значит?
В темноте послышался шорох и стеклянный звон. Мгновение спустя, Рэнимор обхватил меня за шею и приник к губам осторожным поцелуем. Ягодная сладость обожгла язык, и капельки вина потекли в горло. Приятное головокружение зацепило гарпуном и повело за собой, стирая реальность. Не осталось ни белых стен, ни окон, смотрящих в сад. Только мы. И странное чувство без названия, что разгоралось между нами, как лесной пожар.
