Завершив рассказ, девушка сделала паузу, чтобы перевести дыхание, и в этот самый момент раздался грохот, заставивший ее подскочить. Один из лакеев уронил сложенные вместе тарелки, и те разлетелись на мелкие кусочки.
Герцогиня проигнорировала случившееся. Она даже не взглянула в направлении шума.
– То, что ты нам рассказала, действительно очень странно, дитя мое, – сказала она. – Никогда не слыхала ни о каких привидениях в этом доме. Если бы такое случилось в Линке, дело другое. Всем известно, что там обитает несколько призраков, слава Богу, все они безобидны!
– Нет, я никогда не слыхал, чтобы здесь водились привидения, – медленно произнес герцог. – Правду сказать, мне думается, что силуэт привиделся Клеоне во сне.
– Конечно, это возможно, – согласилась Клеона, – но все было уж очень реально. Я не испугалась, была слишком сонной. Правда, сегодня утром я вспомнила об этом происшествии, но, убедившись, что вся стена обшита белыми панелями и в ней нет никакой двери, я решила, что мне показалось.
– Полагаю, так оно и есть, – лаконично отозвался герцог, словно история эта больше его не интересовала.
Когда ленч закончился, Клеоне он показался нескончаемым, и герцогиня встала, чтобы выйти из столовой, Клеона услышала, как герцог сказал дворецкому:
– Я хочу поговорить с лакеем, который уронил тарелки. Как его зовут?
– Эдам, ваша светлость. Он у нас недавно.
– Я хочу поговорить с ним, – повторил герцог. – Направьте его в библиотеку и велите подождать меня там.
– Хорошо, ваша светлость.
Герцог проводил герцогиню в Голубую гостиную. Как поняла Клеона, здесь она обычно и проводила большую часть времени. Это была небольшая комната, залитая солнцем. Здесь стояла золотая клетка с попугаем; при их появлении он разразился неприятным смехом.
– Что за грубая птица, – заметил герцог, – Не понимаю, бабушка, как вы его терпите.
– Мне приходится терпеть много грубостей, – отозвалась герцогиня. Он обезоруживающе улыбнулся.
– Touchee, – ответил он. – Вы очень на меня сердитесь?
«Когда он захочет, то может быть обаятельным», – подумала Клеона, наблюдая, как он склоняется над морщинистыми пальцами герцогини.
– Ты бездельник и негодяй, – сказала герцогиня внезапно смягчившимся голосом. Клеона поняла, что она любит своего непутевого внука.
– Это верно, – согласился герцог. – Но вы должны принимать меня таким, каков я есть. Вам это всегда удавалось. Не представляю, что со мной станет, если вы совсем от меня отвернетесь.
– А я и не собираюсь, – заявила герцогиня. – Я спасу тебя наперекор тебе самому.
– Этого я и боюсь, – шутливо сказал герцог.
– Тогда, Бога ради… – начала было герцогиня, но, как бы спохватившись, закончила: – Поговорим об этом в другой раз. Ты сегодня пообедаешь с нами? Это доставит нам обеим большое удовольствие.
Герцог заколебался.
– Да, сегодня я пообедаю с вами, бабушка, – согласился он. – После обеда, как вы сами понимаете, я уеду.
– Завтра вечером я собираюсь вывезти Клеону в свет, – сообщила герцогиня. – В Девоншир-Хаусе будет бал. Я приглашена на него и уже отправила герцогине Девонширской письмо, в котором сообщила, что хотела бы привезти свою внучку. Ты, как я понимаю, не будешь нас сопровождать?
– Нет, бабушка, боюсь, что не буду, – ответил герцог. – Может, я загляну туда ненадолго, но это все, на что я способен. Большего от меня не требуйте.
– Завтра посмотрим, – несколько торопливо произнесла герцогиня. – Пока довольно и того, что сегодня ты обедаешь с нами.
– Какая жертва с моей стороны, не правда ли? – спросил герцог. Внезапно он повернулся к Клеоне и насмешливо сказал: – Вам не кажется, что я прекрасно веду себя по отношению к бабушке и, разумеется, к вам?
Клеона почувствовала, как кровь приливает к щекам. И сам вопрос, и тон, каким он был задан, были явно издевательскими. Но прежде, чем она успела что-нибудь сказать, дверь отворилась, и на пороге появился дворецкий.
– Простите, ваша светлость.
– Ну что там еще? – нетерпеливо спросил герцог.
– Лакей, ваша светлость, – пояснил дворецкий. – Он сбежал! Должно быть, испугался того, что натворил!
– Сбежал, – медленно произнес герцог. Казалось, это слово имело для него какое-то скрытое значение.
– Да, ваша светлость, – с беспокойством подтвердил дворецкий, точно здесь была и его вина. – Это был иностранец, ваша светлость, и работник не очень хороший.
– Что ж, теперь его нет. – В голосе герцога звучало полнейшее безразличие. – Ну да это неважно. Будьте любезны, прежде чем нанять кого-нибудь на его место, обсудите этот вопрос со мной.
– Хорошо, ваша светлость.
В голосе дворецкого прозвучало нескрываемое удивление. По-видимому, раньше такого не случалось. У герцогини тоже был озадаченный вид; старческие глаза сверкнули любопытством, и она спросила:
– Что, интересуешься хозяйственными делами?
– Да нет. Это меня утомляет, – ответил герцог. – Но мне говорили, что поблизости было совершено несколько краж. Я знаю, вы бы очень огорчились, если бы фамильное серебро, которое высоко ценили столь многие из моих прославленных предков, унесли прямо у вас из-под, носа.
Герцогиня в ужасе всплеснула руками.
– Воры и грабители! – воскликнула она. – Да, Сильвестр, ты действительно прав. Мне нужно будет переменить место, куда я прячу свои драгоценности. Горничная до того рассеянна, что частенько забывает убирать на ночь брошь или серьги.
– Чтобы не потерять ничего ценного, лучше заранее принять все меры предосторожности, – заметил герцог. Его тон вновь стал насмешливым.
Герцогиня протянула к нему руку.
– Сильвестр, не играй сегодня в карты, – попросила она. – Хочешь, поедем в Оперу? Или на концерт, устроенный леди Элизабет Фостер, – там будет кое-кто из твоих друзей.
Герцог улыбнулся старой даме. Клеоне даже показалось, что он поддался уговорам, но тут он коротко рассмеялся и отвернулся.
– Не пытайтесь держать меня в узде, бабушка. Я к этому не привык, – сказал он. – Я пообедаю с вами дома, а потом отправлюсь в «Уайтс» или «Уоттьерс».
[21]
Вы же знаете, у меня руки чешутся от нетерпения поскорее взяться за карты! Au revoir,
[22]
Клеона. Ваш покорный слуга, бабушка.
Уже на пороге он поклонился им обеим и вышел.
Герцогиня стояла и глядела ему вслед. Куда-то внезапно исчезли властность и сила; Клеона видела перед собой лишь усталую, преисполненную горечи женщину, ведущую безнадежную борьбу.
