– Граф предложил показать мне Лондон, – сказала Клеона.
Герцогиня хмыкнула.
– Он из тех, кто охотится за приданым, уж мне ли не знать эту породу! А у тебя очень большое состояние, девочка.
– Может быть, вы предубеждены против него?
– Я предубеждена? – воскликнула герцогиня. – Если б это не было правдой, я бы надрала тебе уши за такое предположение. Разумеется, я предубеждена против всех этих беспутных приятелей без гроша за душой, которые присосались к моему внуку. Будь я мужчиной, перестреляла бы их всех: графа Чарльза Ковентри, Энтони Джевингема, Фредди Фаррингдона. Все они глупы как пробка. Уж казалось бы, Сильвестр должен это сообразить.
Герцогиня говорила с такой горечью, что Клеоне стало ее жаль.
Она любит его, подумала девушка, и страдает из-за его безразличия и глупости.
– О чем еще говорил граф кроме того, что предлагал тебе свои услуги? – спросила герцогиня.
– По-моему, для этого он и заезжал, – ответила Клеона. – Ах нет! Я совсем забыла. Еще у него было сообщение для герцога.
– Что еще за сообщение? – нахмурилась герцогиня.
– Он сказал, – пояснила Клеона, чувствуя, что лучше бы ей не повторять эти слова, – что одна безымянная особа будет ждать его светлость в семь часов.
– Безымянная, как же! – ядовито сказала герцогиня. – Уж мне-то известно ее имя. Это та самая писклявая итальянская певичка. Значит, сегодня мы его больше не увидим. Я и впрямь надеялась, что он пообедает с нами. Черт побери этого графа! Я готова придушить его собственными руками.
Герцогиня долго пребывала в отвратительном настроении. Делая для Клеоны покупки, она критиковала каждую мелочь и придиралась к продавцам, едва ли не доводя их до слез. Только когда они возвращались домой, герцогиня соблаговолила почти что извиниться.
– У меня, старухи, отвратительный характер, дитя мое, – произнесла она. – Придется тебе мириться с этим.
– Мне очень жаль, что мои слова огорчили вас, – отозвалась Клеона. – Будь я умнее, не стала бы говорить о графе.
– Не сказала бы ты, сказал кто-нибудь другой, – возразила герцогиня. – И без того невесело быть старой. А если вдобавок еще и не знать, что происходит! Я люблю знать обо всем. Правду сказать, я решительно намерена знать обо всем, и если смогу что-то исправить, то сделаю это. Да что там, никаких «если»! Я обязательно сделаю это!
У герцогини был такой воинственный вид, что девушка не нашла в себе ни желания, ни мужества с ней спорить. Она понимала, что планы старой дамы обречены на провал. Любопытно, что бы подумала герцогиня, если б узнала о разговоре, произошедшем между нею и герцогом. Разумеется, герцогиня сочла бы неприличным то, что двое молодых людей обсуждают подобные темы. Ее бы это не просто рассердило, а возмутило. Герцогиня принадлежала к тому же поколению, что и родители матери Клеоны, считавшие, что молодые ничего не смыслят и должны с благодарностью соглашаться на наиболее подходящие и выгодные браки, устраиваемые для них, невзирая на их собственные чувства.
Карета остановилась. Выбежавшие лакеи расстелили красный ковер, открыли дверцу, помогли герцогине и Клеоне выйти и проводили в теплый и уютный дом. Казалось невероятным, что всего лишь несколько дней тому назад она, Клеона считала пределом роскоши жизнь в Мандевилл-Холле, а уж в своей полудеревенской жизни ничего подобного не видела.
Герцогиня прочитала записку, поданную дворецким на серебряном подносе.
– Прекрасно, – объявила она. – Поскольку его светлость явно не собирается сегодня вечером снизойти до обеда с нами, я написала графине Джерси, спрашивая, не можем ли мы приехать к ней на обед. Надень что-нибудь понаряднее, дитя мое, потому что после обеда мы поедем в Олмак.
[32]
Пора представить тебя в Лондоне кое-кому из влиятельных людей. Если мы прибудем без сопровождающего, леди Джерси обещает найти для нас кого-нибудь.
К герцогине вновь вернулось хорошее расположение духа.
– Это было бы замечательно, – отозвалась Клеона. – Если я вам сейчас не нужна, мадам, я хотела бы пойти к себе и написать письмо.
– Да, разумеется, – милостиво согласилась герцогиня. – И немного отдохни перед обедом. Я пришлю свою горничную причесать тебя. Твоя прическа все еще не совсем dernier cri.
[33]
Сегодня ты должна быть в лучшем виде.
– Да, конечно, мадам, и большое вам спасибо, – поблагодарила Клеона.
– Да не забудь что-нибудь сделать со своими руками, – крикнула ей вслед герцогиня, – Сейчас они больше походят на руки сборщика хмеля.
Клеона не смогла удержаться от смеха.
Придя к себе, она смазала руки лосьоном, купленным у мистрисс Рейчел по цене, которая показалась ей непомерно высокой, и наложила на лицо смягчающий крем.
– Вернусь домой, мама просто меня не узнает, – сказала она своему отражению, а затем села к бюро писать письмо.
Она намеренно старалась не вдаваться в подробности, да бы позднее, когда обман откроется, ее не обвиняли в том, что она лгала сверх всякой меры.
Письмо давалось с трудом, но Клеоне все-таки удалось с ним справиться. Она описала дорогу до Лондона, лошадей, лавки, герцогиню – словом, все, что касалось общих мест и не позволяло догадаться, что Леони с ней нет. Однако девушка понимала, что ее отцу все равно будет трудно простить ее.
На какое-то мгновение она пала духом. Не в ее натуре было скрытничать или обманывать тех, кого она любила. Но тут же с оптимизмом молодости Клеона улыбнулась. Что бы ни случилось в будущем, сейчас ее ждали неведомые приключения, и она не собиралась упускать ни одного из них.
Она посыпала письмо песком, чтобы высохли чернила, положила его на бюро и подошла к окну. Там, снаружи, находился Лондон, волнующий, волшебный город, о котором Клеоне предстояло узнать многое, прежде чем она вернется в далекий и пустынный Йоркшир.
Ей были видны цветущие кусты и аккуратные цветочные клумбы. Внезапно прямо под ее окном кто-то вышел из дома и направился к элегантному фаэтону, заворачивающему к особняку.
Это был герцог в цилиндре, слегка сдвинутом набок. По тому, как он вскочил в фаэтон и взял вожжи у грума, она поняла, что ему не терпится поскорее уехать. Рядом с ним уселся какой-то человек, одетый не менее элегантно. Клеоне показалось, что она узнала Фредди Фаррингдона, представившегося ей накануне ночью, но полной уверенности не было.
Грум сел позади. Герцог легонько стегнул лошадей, и они рванули с места. В лучах вечернего солнца поблескивали уздечки; хвосты и гривы колыхались в такт движению.
