– Я сочувствую пациентам, но я их не жалею, если я работаю с реанимационными больными. Мое дело – не жалеть пациентов, а работать с ними. Вот пожалеть я могу своих девочек с пульмонологическими проблемами. Их я могу пожалеть, посидеть с ними, поговорить. А если мне нужно, условно говоря, горло человеку резать, понятно, соблюдая обезболивание, нужно думать немножко о другом. Есть профессионализм – и есть человеческая жалость. Если мы вскрываем гнойник, нужно не жалеть человека, а вскрывать гнойник. Если мы будем жалеть, у нас будет дрожать рука и так далее. Но надо обезболить, чтобы не заставлять человека лишний раз страдать.
Однолюб
Любимая жена, две дочери – он никогда бы и не подумал о монашестве. Но шестнадцать лет назад жизнь перевернулась: его супруги не стало в одночасье – и лучшие врачи были бессильны.
– Расскажите, пожалуйста, о вашей супруге: какой она была?
– Хорошей. Она была очень хорошей. Мы познакомились в 81-м году, я учился в институте и работал санитаром в больнице, она пришла туда работать медсестрой, мы встретились, полюбили друг друга и поженились. И прожили вместе 19 лет. На третий день знакомства я сделал ей предложение. Наша семейная жизнь была обыкновенной. Обыкновенной в каком плане – как у всех людей. Бывало, ругались, бывало, мирились. Но самое главное – у нас никогда не было желания напугать друг друга: «Я с тобой развожусь». Это, наверное, в любой семье бывает, а именно вот так, по-серьезному, жизни друг без друга мы себе не представляли.
Супруга крестилась в 90-м году. Когда мы познакомились, я был некрещеный, потом я тоже крестился. Маша крестилась в 6 лет. Сама захотела. Постепенно приходили к церковной жизни, осознавали необходимость хождения в храм, соблюдения постов, все это приходило постепенно.
Инокиня Евгения (Сеньчукова), дочь иеромонаха Феодорита:
– Он – хороший папа, поэтому он получился хорошим священником, потому что он хороший отец. Он может и повеселиться с нами, он может и достаточно хорошо держать дистанцию, в том смысле, что с ним выполнять заповедь «почитать» легко, его сложно не почитать, он весь такой масштабный. Если он работает, то мы знаем, что он работает, это не показуха какая-то. Если папа молится, то папа молится. Стоит или сидит, когда спина болит. Час, два, пока не прочитает свое правило, не отвлечется от этого. В общем, его можно было за это всегда уважать.
Когда мама была жива, Дарья не помнит, а я помню, он приходил с работы, и они с мамой могли часами обсуждать какой-то трудный случай, мама медиком была, фельдшером «Скорой помощи». Они по жизни были экстремальщиками, привычка к экстриму могла проявляться в путешествиях, они выучились водить машину, у нас были «Жигули», Даше было три, по-моему, нас грузят, и мы едем к бабушке и дедушке в Пермь, к маминым родителям. Они только-только получили права, месяц прошел только. Мы доезжаем за один день, у нас отличное боевое настроение. И это очень для нашей семьи типично.
– Как случилось, что ваша супруга рано умерла?
– У нее был тяжелый диабет, были осложнения, она заболела и умерла.
Она умерла неожиданно, не от самого диабета, а от осложнений его. Естественно, никто этого не планировал. Хотели жить долго и счастливо. Понятно, что любой диабетик – это группа риска, но далеко не все умирают в сорок лет.
– Как вы это пережили?
– А что делать-то, если двое детей. Есть два варианта – либо изобразить из себя мученика, страдальца и начать ходить всем рассказывать, какой ты страдалец, пить водку и так далее, либо задуматься о детях. У меня две дочери, одной – 5 с половиной, другой – 17, старшей надо в институт поступать, младшей надо в школу идти. Если я буду расслабляться и заниматься саможалением, то соответственно дети мои окажутся обделенными.
Проблема была в том, чтобы из младшей дочки не вырастить сиротинушку. Вокруг же были всякие тетушки, бабушки, родственники. Всем очень хотелось пожалеть маленькую Дашу. А дело в том, что это вот жаление ребенка в такой ситуации, именно жаление, не сочувствие, не помощь, а именно жаление, очень ломает ребенка. Он себя, с одной стороны, чувствует неполноценным, с другой стороны, начинает манипулировать своей вот этой исключительностью. Поэтому с этим пришлось бороться в плане родственников. Хорошо, у Дашки у самой характер железный, она могла тетушек осадить. При этом старались сделать так, чтобы она не чувствовала вот эту свою обделенность. Более-менее удалось справиться. Ну а мне, соответственно, пришлось меньше времени уделять даже не себе, а своим слабостям. Ведь можно проводить время по-разному. Можно сидеть и плакать – все это хорошо, но совершенно непродуктивно, дома вырастет гора мусора, детей заберет опека. Можно пить, но проблема не решается, алкоголь не лечит депрессию…
– У вас получилось смириться?
– Да. А как? Я в Бога верю. Протеста против Бога у меня не было. Во-первых. Я врач, я понимаю, что это за осложнения, откуда берутся и есть какие-то вещи, которые предусмотреть было нельзя. Есть вещи, которые, может быть, можно было предусмотреть, но это хорошо смотреть задним числом. Кабы знать, где упасть, там бы соломки подстелил. Носить себя всю жизнь как хрустальную вазу? Да, хорошее занятие, но тогда надо жить по-другому. Тогда надо жить не так, как у меня Юлька жила, которая и двоих детей родила, и на «Скорой помощи» работала, и машину водила. А можно сидеть, есть такие диабетики, которые себя так носят. Но это всю жизнь провести под колпаком. Дожить до 70 лет и все равно умереть от диабетических осложнений. У меня была такая родственница. Но что она в жизни видела? Тут так: либо ты выбираешь полноценную жизнь, либо ты выбираешь долгую жизнь.
– Второй раз не женились почему?
– Во-первых, не встретил человека, на котором бы хотел жениться. А заменить любимую жену, любимого человека, сложно по одной простой причине. Ведь церковь нас учит чему? Двое соединяются в единую плоть, то есть муж и жена – это не два человека, а один. И как я найду другую половину себя? Вот если мне отрезать руку, нельзя пришить руку другого человека. Можно встретить человека, но я такого не встретил. Это первое и основное, а все остальное – от этого. Дети опять же. Нельзя, мое глубокое убеждение, никого не осуждаю, никому никогда ничего не скажу, но убежден: нельзя приводить ребенку маленькому вторую маму. Можно построить взаимоотношения между женщиной и ребенком таким образом, что да, это не мама… Понятно, если ребенку два годика, то, наверное, можно. Но когда девочке уже почти 6 лет, и я бы сразу не женился, а значит, 8 или 9… Ну как я приведу другую женщину в дом, где у меня есть ребенок, который маму прекрасно помнит. Она всегда будет сравнивать. И женщине будет нехорошо. Она постоянно будет жить под взглядом ребенка, который ее не принимает.
Как я стал монахом
Благословение на монашеский постриг доктор Сергей Сеньчуков получил неожиданно – в подарок на день рождения.
– Дело в том, что когда у меня умерла супруга, естественно, я стал больше времени уделять и молитве, и церковной жизни. Куда деваться человеку, который потерял свою половинку? Естественно, стал больше бывать в храме, естественно, пришло желание служить Богу. Служить Богу уже более осознанно, не просто как мирянин, не просто как верующий человек. Но это было такое не очень оформленное желание. Меня настоятель храма, куда я ходил, благословил. Дело в том, что я ходил на Иерусалимское подворье. Я с того момента, когда крестился, ходил туда. И настоятелем тогда был нынешний Патриарх Иерусалимский Феофилакт Блаженнейший. И он мне сказал: «Ты не торопись, потому что придет время, все само решится, это Бог решит». Я послушался и не торопился. Ездил в паломничество, в Иерусалиме не раз бывал. Молился на Гробе Господнем. Рассказывал батюшкам свою историю. Сочувствовали. Кивали.
