— «Ох, Аля! У меня всё более складывается ощущение, что я разговариваю с дочкой сицилийского мафиози! Твоего папу, случайно, не Карлеоне зовут? Ты лучше сразу скажи — некоторых из такого уровня птиц я знаю».
— «Прости, я не могу говорить откровенно, хотя именно с тобой и хотелось бы. Но поверь, что к мафии это не имеет ни малейшего отношения».
— «Не вопрос, Аля. Просто постарайся поберечь себя и обращайся, если нужна помощь — всё, что смогу, я сделаю».
Ответить она не успела — во дворе едва слышно стукнуло, и Алису сорвало с места. Упав ничком, она, струясь по дощатому полу, словно ящерица, передвинулась ближе к выходу, поднялась по стене и на мгновение выглянула в окно. Взгляд её стал мутным. Стиснув горло пальцами, она вдохнула и открыла рот, с едва заметным шипением вытолкнув воздух обратно. Звука не было слышно, но «бет» в углу комнаты вздрогнул всем телом, разворачиваясь пружиной. Вскинулась чёрно-седая шевелюра и глаза, наполненные мучительным ожиданием чего-то ужасного, снизу вверх упёрлись в неё. Алиса вскинула палец к губам и, кивнув на нетбук и рюкзак, взяла в руки по ножу, снова поворачиваясь к окну. Даниил скользнул к компьютеру и, бесшумно прикрыв крышку, привычно обернул его курткой.
Пока Алиса, задумчиво покусывая губу, всматривалась в окно, Даниил пробрался вдоль стены к ней и встал рядом.
— Кто там?
— Люди, — так же тихо ответила она. — Просто люди. Не спецы.
— Может быть…
— Нет, — качнула она головой, — Эти — за нами.
Лицо Даниила стало серым, но по губам пробежала кривая подрагивающая усмешка:
— Будешь рвать?
— Зачем? — пожала она плечами. — Это от профессиональной облавы сложно уйти, только прорываться… Да и люди, — она помолчала. — Это не солдаты, которые знают, на что идут.
— Точно, — криво усмехнулся он. — Солдаты — люди подневольные, им приказали — они пошли. Они — да, вполне знают, на что идут… Только не знают — зачем. А тут — вполне себе сознательные самостоятельные добродетельные соседи, решившие во имя вселенской справедливости линчевать парочку забредших в их район людей, лично им ничем не угрожавших. Конечно, очень в духе церкви одних убивать во имя всеобщего блага, а от других милостиво бегать — пусть и далее поступают также.
Алиса косо посмотрела на бета. Тот облизал губы, но спросил с вызовом:
— Не согласна?
Она отвернулась к окну. За мутным, загаженном мухами и исполосованным дождевыми полосами, стеклом она легко угадывала малейшие колебания воздуха от движения распаренных алкоголем и собственной храбростью тел.
— Нет, — коротко ответила она.
— С чем? — снова влез Даниил, сквозь занавеску внимательно оглядывая двор.
— Свой дом нужно уметь защищать. И в этом их право и обязанность. А солдаты охраняют порядок. И за это им платят.
Она повернулась уйти, но бет тронул за локоть и задержал. Обернулась она бешено — даже волосы поднялись дыбом у корней. Даниил отпустил и прянул.
Несколько секунд они смотрели друг на друга в упор. Алиса ждала, что бет отведёт взгляд, но тот встряхнулся и хрипло ответил:
— Все охраняют свой дом. Только одни делают это раз в жизни, стоя на своём пороге, а другие — всю жизнь грудью ложатся на гранаты у чужих окон… Но все — люди.
Она долго смотрела молча.
Бет дрожаще усмехнулся, отворачивая лицо и подставляя шею:
— Рви. Ты же знаешь, как это сделать.
Алиса посмотрела дальше, сквозь стекло, во двор, где уже не прикрываясь замаячили тёмные фигуры, и, внезапно схватив бета за горло, подтянула к себе и прошипела в побелевшие глаза:
— Смерти ищешь?! Не найдёшь, тварь! Ты вспомнишь всё и пройдёшь очищение! У тебя есть этот шанс, и ты его используешь, ублюдок! Или я буду рвать тебя всякий раз, когда ты откроешь свой гнилостный рот, но подохнуть не дам! Всё! — она оттолкнула его к выходу, — Уходим!
…
Глава 19
Воспоминание о Любви
— Посмотри, — наставница Пелагея водила клинком, и тонкий блеск на лезвии рисовал фигуры перед её грудью. — Нож не режет пространство, он вяжет его. Видишь? Словно игла ходит по ткани или спица стягивает нитки. Он хранит в себе душу пряхи судеб. Есть такая легенда…
Она рассказывала, а нож, не теряя темпа, гладко летал перед ней, и, словно вёл за собой всё тело — от ладони до плеча и ниже, в поясницу, в ноги, передавалось движение, заставляло сухую фигуру старушки плавно перетекать, словно послушную водоросль в воде. Алиса смотрела, широко раскрыв глаза — многое уже она видела за последние месяцы под руководством сестры Пелагеи, но с этой манерой движения встречаться не доводилось.
— Что тебе напоминает его движение? — внезапно прервав рассказ о парках, спросила наставница, и Алиса нахмурилась, спохватившись. Блеск ходящего ходуном металла напоминал ей больше всего голову танцующей кобры, от которой магически веет силой и холодом, и невозможно отвести взгляд.
— Цветок, — ответила она. — Словно лепестки цветка рисует…
Наставница кивнула:
— Правильно. Нож чертит остриём рисунок четырёх перекрещенных восьмёрок. Словно восемь лепестков проросли из моей грудины, да. Восьмёрка горизонтальная, вертикальная и две диагональные. Как думаешь, почему это так?
Долго ученица не задумывалась:
— Так движение полностью перекрывает возможность достать в корпус. Любой удар противника будет натыкаться на защитное движение по восьмёрке.
— Хорошо, — кивнула сестра Пелагея. — Но почему восьмёрки?
На этот раз Алиса задумалась.
— Возможно, потому, что она позволяет силе, поданной в клинок, перетекать по плавной траектории, не задерживаясь, не реверсируя и потому легко менять направление, если нужно слиться с силой противника.
Наставница кивнула и снова, помогая всем телом, провела нож по траектории пересекающихся восьмёрок. Нож преданно засверкал на поворотах яркой искрой блика.
— Два креста, — сказала сестра Пелагея. — Один из них — небо и земля. Небо — восхождение, земля — расширение. Второй крест — огонь и вода. Огонь охватывает сердце, вода опоясывает селезёнку. Суть первого креста — вера и любовь, суть второго — знание и надежда. Небо и земля разрывают человека, как разорвали сына Божьего — верой в Отца и любовью к людям; восхождением души к высшему и расширением своей любви на всё человечество. Огонь и вода разрывают наше сознание на жажду постижения и желание бездействия. Но и тот крест и иной разрывают, растаскивают только слабые сознания. Более сильные выбирают одну сторону. А великие могут концентрировать силы восьмёрок в центре. В своей грудине. В себе. Тебе нужно стать великой, и потому твой нож должен быть безупречен в выборе движения.
Алиса немо склонилась, посчитав урок законченным, и готовясь ещё долго осмыслять сказанное наставницей, но сестра Пелагея покачала головой и сделала выпад в сторону девушки — та не успела даже отпрянуть, но лезвие ножа лишь легко царапнуло кожу на шее.
