— Согласна…
Командор Борислав дал знак храмовникам и один из них сдвинулся с места, шагая к йахам.
«Наложить печать», — отстранённо поняла Алиса. Она безучастно смотрела на то, как храмовники — едва различимые фигуры в ночной тени деревьев — перестраивались, готовясь принять пленённых в коридор стражей. Но одна из фигур, такая же неясная и расплывчатая, как и остальные, показалась ей значимой. Возможно тем, что двигалась обратно, за спины другим, отодвигаясь к кромке леса, под самые ветви, туда, где стоял командор Борислав.
Воин, посланный приказом, прошёл мимо безразлично замерших инициаторов и с трудом приподнявшегося Даниила, когда сзади послышался едва различимый шум. Спустя мгновение громкий оклик остановил движение. Храмовники оборачивались, уже понимая, что случилось.
Командор Борислав стоял, с заломленной за спину рукой, прогибаясь назад, убирая горло из-под лезвия. И молчал, хмуро оглядывая не своих людей, а небо над ними. А стоящий за ним неизвестный в рясе держал его на ноже и шептал едва слышно, так, что только йахи на расстоянии могли различить слова:
— Дай приказ их отпустить. Дай, брат. Ты же знаешь, я не остановлюсь.
— Даже если придётся убивать своих? — так же тихо спросил командор.
— Не юродствуй, — упрекнул отец Владимир. — Вы — не свои. Моих вы передавили ещё двадцать лет назад.
— Ты был с нами.
— Был. И подчинялся. Так же, как сейчас будешь подчиняться ты.
— Буду ли?
— Ради жизни своей и жизни своих людей — будешь.
— До них ты не доберёшься. Тебя просто порвут.
— Я — нет. А Данька и Лиса — доберутся.
— Их остановят.
— Кто? — усмехнулся отец Владимир. — Пока я тебя держу так — ни одна живая душа с места не сдвинется. А уж сдохшая — тем более. Им это в крестец вколочено. Не так ли?
Командор Борислав смотрел в небо и молчал.
— Дай приказ нас пропустить, Борислав, — повторил отец Владимир. — То, что вы сейчас делаете, — большая ошибка. И, не дай небо, вы её всё-таки совершите…
— Ошибок у нас не бывает.
— Конечно, бывают только чьи-то амбиции, — иронически заметил отец Владимир, и закончил: — Я исповедовал этих ребят. И девчонку, и бета. Я знаю их нутро. И я их вам не отдам. Приказывай нас пропустить. И гоняйся за тем, кого действительно нужно остановить. Ну!
Клинок припал к бьющейся жилке, пуская красный ручеёк по шее.
Командор Борислав поморщился, разглядывая сквозь листву лунный диск.
— Алиса! Даниил! — громко воззвал отец Владимир. — Прорывайтесь мне за спину. Там машина!
Переглянувшись, Алиса и Даниил стронулись с места.
Оглядываясь на командора Борислава, не отменившего приказ остановиться, инициаторы, шипя и зло поводя плечами, провожали их взглядами. А храмовники ощетинились оружием в обе стороны — на отца Владимира, скрытого от них телом командора, и на двинувшихся йахов.
Алиса и Даниил сгорбились перед броском.
— Не пожалей, — прошептал отец Владимир командору. И тот сдался.
Вскинул свободную руку, привлекая внимание, и прохрипел:
— Пропустить!
Храмовники медленно опустили оружие, а инициаторы подали назад.
Отец Владимир дождался, когда Алиса и Даниил, поддерживая друг друга, шагнут ему за спину, и тоже сдвинулся с места, пятясь и продолжая удерживать командора Борислава в захвате.
…
Глава 39
Воспоминание о Наведении
— Во всякий час сего дня во всём наставь и поддержи меня. Какие бы я ни получала известия в течении дня, научи меня принять их со спокойною душою и твёрдым убеждением, что на всё Твоя Святая воля…
Алиса проговаривала вслед за всеми, но мысли её были уже далеко. Сестра Пелагея обещала в этот день показать японскую защиту, и любопытство снедало её. Национальное оружие самураев она уже начала изучать, но пока не продвинулась далее личной практики.
Сестра Софья отошла в сторону, и её место заняла неизвестная женщина, одетая в деловой костюм с маленьким чёрно-золотым значком на лацкане. Она пронзительным взглядом оглядела стоящих на коленях девушек, отчего многие поёжились, и улыбнулась. Алисе эта улыбка показалась неживой, и она опустила лицо, чтобы не встретиться глазами с незнакомкой.
— Милые девушки! Господь призвал ваших родителей, как призывал многих достойных людей. Но в этом мире не оказалось никого, кто мог бы подать вам руку помощи и укрыть в пасмурный день. И только церковь, хранящая добродетели, не могла пройти мимо вашего горя. Теперь вы…
Алиса смотрела в серый пол, изъеденный трещинами, и перед глазами мелькали белые искры ножей. В прошлый урок ей удалось довольно надёжно оборониться от атак старой наставницы и хотелось развить успех, но внутреннее чувство беспокойства мешало — ей всё казалось, что на самом деле учительница играет с ней в поддавки, воспитывая уверенность. Потому в голове и крутились воспоминания о поединке, обрывки ключевых моментов боя, и, после анализа, крепла убеждённость в том, что ошибок она успела совершить немыслимое количество и потому никак выиграть не могла.
— Приближаются последние времена мира. Вам, будущим щитам Церкви, принимать на свои плечи заботу о его надёжном оплоте, о нерушимости границы между Добром и Злом, проходящем не на земле, но в душах человеческих. То, что находит своё отражение в культуре человечества! Что видим мы сейчас, глядя на людей, мельтешащих в городах? Порок! Порок, и только порок правит ими! Люди опускаются, их обычный круг забот — работа и телевизор с бутылкой пива. Женщины бросают детей, мужчины — женщин. Легализованные наркотики травят подростков, а телевидение развращает их дух, делая приемниками содомитов или воспитывая убийц!.. Но церковь — последний оплот духовности в этом несовершенном мире. Ведь заповедовал Господь…
Алиса вздрогнула. Голос незнакомки звенел, набирая силу, и, казалось, лился прямо в сердце. От него что-то дрожало внутри. Дрожало так, что отзывалось и в уставших коленях и в макушке, заставляя всем телом впитывать слова, подчас не распознавая их, не разделяя поток звуков на смысловые связки, но ощущая, что всё сказанное — истинная правда, и она зовёт и будоражит одновременно.
— Сейчас, когда мир на пороге величайших изменений, и вы на себе ощущаете его грехопадение, сейчас, когда властолюбцы отвернулись от бога и их сердца зачерствели, а руки покрылись кровью, сейчас, когда…
Сердце Алисы тукало всё громче. Оно бешено билось о грудную клетку, вдавливая кровь в артерии на висках, и за стуком почти не слышна была горячая речь незнакомки. Только отдельные фразы долетали сквозь шум в висках и опьянение от восторженной дрожи:
— Вы — последняя надежда церкви! Ваши души лягут в фундамент нового мира! Ваши тела, став вечными, изгонят порок и грех из сердец живущих! Вы сможете…
