— Пусто, — хрипло сказал он. — Господи, как пусто! И бессмысленно…
И, обхватив голову руками, склонился, сжался в клубок.
— Да…ня, — Алиса провела языком по дрожащим губам и почувствовала вкус своей крови.
Подняла глаза — в нескольких шагах за спиной бета стоял отец Владимир. Его лицо выделялось белым пятном в общем сумраке, в расширившихся глазах качалось отражение креста, а во вздрагивающей руке дрожал пистолет. Алиса перевела взгляд на ствол, удивлённо и рассеянно смотря за тем, как напротив неё ходит вверх-вниз стальной кружок.
— Отродье, — с мукой прошептал отец Владимир.
Алиса дёрнулась в сторону, уходя из-под выстрела, рухнула, закрываясь руками. Склонённый Данила только вздрогнул, не двигаясь с места.
Но священник выстрелить не успел.
Тёмная фигура навалилась сбоку, снося старика с ног.
Выстрел. Пуля промчалась в сторону иконостаса и ударилась в стойку.
Командор, оказавшись сверху, схватил запястье священника, отвращая пистолет от замерших йахов и себя. Старый инквизитор не сдавался — пули врезались в купол, со звоном раскачивали лампады и стригли сусальное золото с окладов.
Алиса доползла до Даниила, обхватила его плечи, затормошила:
— Даня! Даня!
А два инквизитора, катаясь по холодному каменному полу храма, дрались за пистолет. Командор, не знамо как освободивший руки, ещё не мог хорошо двигаться после долгого сидения в неудобной позе, но и старому священнику, уставшему после трудного дня, не хватало силы, чтобы избавится от цепких захватов. От сражающихся тянуло тяжёлым духом непримиримости.
— Даня!
Даниил с трудом распрямился и сфокусировал взгляд.
— Аля?
Внезапно выстрел ударил глухо. Они обернулись одновременно.
Командор скатился с замершего тела отца Владимира. Перекувыркнулся и поднялся на ноги уже в притворе. Он уходил спиной, держа йахов на прицеле, и в сощуренных глазах его читалась холодная угроза.
Алиса поднялась и, не сводя глаз с уходящего командора, подошла к отцу Владимиру.
Священник ещё был жив. Серые глаза, направленные на купол церкви, дрожали мутной пленкой нечувствительности, а руки шарили по ране, словно что-то ещё можно было сделать. Судорожно дрожащие пальцы ощупывали клокочущую кровью дыру в ходящей ходуном груди, залезали внутрь.
Настороженно следя за йахами, командор скинул засов с дверей и, толкнув створку, скрылся во дворе. В приоткрытую щель в церковь проник мягкий свет рассветных сумерек. Алиса смотрела на полосу тёплого света, пока сзади не подошёл Даниил.
Он присел рядом со священником, и тот вдруг успокоился и перевёл на него взгляд. Пальцы перестали шарить по ране, ладони тяжело накрыли дыру в груди, стремясь удержать утекающую жизнь.
— Даня, — прошептал отец Владимир, трудно сосредотачиваясь на лице наклонившегося бета. — Что ты сделал… Даня… Что я сделал…
Даниил положил свою руку поверх измаранных ладоней, стиснул холодеющие пальцы:
— Я люблю её, отец…
Священник закрыл глаза — уголки губ дернулись, опускаясь вниз и углубляя складки вокруг рта.
— Да, — прошептал он. — Любовь, да… Но смешение… О, Небеса! Это сильнее любого обряда. Смерть сотней зовёт Его слабее, чем одна Любовь… Что мы наделали, Даня…
Алиса присела рядом на корточки и снизу вверх взглянула на бета. Лицо Даниила было угрюмым и очень уставшим. Словно старость умирающего передавалась ему, налипая мелкими морщинами на кожу. Потом посмотрела на священника. Взгляд зацепился за влажно блестящую лужицу на рясе и стал мутным. Губы пересохли, а в уголках запенилась слюна.
Не отрывая взгляда от раны, Алиса тронула бета за плечо:
— Я могу его укусить. Он выживет. Правда.
Отец Владимир услышал. Дёрнулись тяжёлые веки:
— Отринь, — поморщился он.
Даниил молча взял альфу за плечо и отодвинул от умирающего священника. Алиса, прихватив зубами кончик губы, смогла оторвать взгляд, отсела и обхватила руками колени, сдерживая себя. Её лихорадило от запаха крови.
Старик потянулся ближе к нависшему над ним йаху:
— Дай посмотрю на тебя… — старик всматривался в тёмные глаза. — Ты… другой… совсем другой… Это плохо.
— Плохо?
— Мир не любит других… Мир будет тебя убивать…
— Я буду осторожен, — успокаивающе сжал пальцы умирающего бет.
Отец Владимир опустил голову и обвёл мутнеющим взглядом лица йахов.
— Как глупо… Всю жизнь искать и найти вот так…
И закрыл глаза.
— Уходите с миром, отец Владимир, — тихо сказал Данила.
— Во имя Отца и Сына и… — губы священника тронуло нервной ухмылкой: — Святотатство… — прошептал он и дыхание замерло.
Спустя мгновение кровь перестала толкаться в расслабившиеся ладони.
Даниил отпустил стиснутые пальцы мертвеца, и они свалились вяло, словно обрубки верёвок. Он накрыл лоб старца и провёл ладонью вниз — на закрывшихся веках остался тёмный влажный след. Бет несколько мгновений смотрел на свою окровавленную руку, словно боролся с собой, а потом перевёл взгляд на девушку.
— Нужно уходить, — через силу сказал он. — Скоро здесь будут храмовники.
Алиса отозвалась:
— Уже.
Бет стремительно обернулся. Девушка безучастно потёрлась о плечо ухом, на котором запекающаяся кровь образовала щекочущую корку, и пояснила:
— Командор пробежал всего метров пятнадцать от храма. И остановился. Пистолет уже пуст. Засада в одиночку бессмысленна. Средств связи у него нет.
Данила исподлобья огляделся и задумчиво закусил губу:
— Значит, его остановили свои. Логично. Итак, церковь окружена. Десятки храмовников. По паре кило серебра на душу. Высокая скорострельность, по четыре ножа на рыло и ни звука, даже умирая… Что ещё?
Алиса пожала плечами:
— Пистолеты и ножи — для повседневной работы. Для особой есть фугас, огнемёты, что покрепче.
— Сперва будет бум, потом тра-та-та, затем по горлышку чик, а под конец пуд соли и фунт тротила на костёр, — рассеяно заключил Даниил, оглядываясь, словно в поисках выхода. — Чёрт побери, хреново быть бессмертным.
Опустив лицо в колени, Алиса грустно усмехнулась. Она выхода не видела.
Бет поднялся, рывками загнанного зверя начал метаться по церкви, выглядывая ходы и то, что можно было бы использовать, как оружие.
Алиса смотрела сквозь прикрытые глаза на товарища и облизывала губы — Даниил был прекрасен: обнажённый, возбуждённый, словно летающий. Похожий на альфу, потерявшего память и цель. Впрочем, она и сама потеряла её. В этом они были схожи.
