Йах зло скривил губы, а владыка продолжил, размеренно бросая слова:
— Сейчас мы ещё можем хорошо расстаться, Марк. Территория будет зачищена, а ты перейдёшь в любое другое из своих убежищ по собственному усмотрению. Распространение слухов о том, как ты много порвал храмовников, думаю, ты возьмёшь на себя… Меня интересует одно: где они?
Усмехаясь, Марк опустил голову, словно сокрушаясь о сказанном, покачал ей. Глянул исподлобья на владыку и тут же отвёл взгляд, обежав стоящих кольцом инициаторов.
— Владыка, владыка… Вы надеетесь на свои силы или на мою дремучесть? Всерьёз считаете, что можно просто взять и вернуть всё на свои места? Что я побегу на коротком поводке пугать вашу паству, а вы благополучно продолжите насаждать свою веру, пренебрегая всеми мыслимыми духовными принципами? Бред! Семя уже создано! Оно уже зреет. Потому невозможно остановить его прорастание. Каким бы не был твёрдым камень — цветок поднимется сквозь него.
Владыка Сергий опустил глаза, рассматривая камни на панагии, и лишь потом отозвался:
— Семя, лежащее меж камней, можно раздавить… Можно лишить дождя…
Упругая кожа йаха раздалась под закипающими силой мышцами. Он рассмеялся, словно залаял:
— Поздно, поп! Поздно! Их дорога уже стелется по степи. Она упирается в небо! Упирается в камень! И четыре рва не сдержат! И сотня львов не остановит!
Владыка глянул остро из-под набухших от старости век. Короткий жёсткий взгляд пробежал по окружающему пространству. Он поднял голову, взглянул на закопчённый потолок, с которого иногда, медленно кружась в сторону выхода, к работающим вентиляторам, слетали осколки обгоревшей побелки. И снова упёрся взглядом в йаха.
— Они здесь.
— С чего бы? — презрительно фыркнул йах.
— Не перед кем больше тебе выделываться, — в сердцах ответил владыка.
Йах засмеялся:
— Выделываться перед ними? Держать их рядом, как брюхатой мамашке? Ха! Они — воины, а не дети! Как бы вам не хотелось обратного, но вы уже совершили ошибку. Как бы вы не оберегали отца нашего от возможности продлиться и найти силу в равных, вы не смогли этого сделать. Как бы не следили за чистой наивностью тех, кто вам служит — среди них взросли воины! Как бы не надеялись, что не встретятся две силы — они сошлись!
Владыка стиснул посох так, что костяшки побелели, но пристукнул острым концом по полу коротко, без ярости. Разлепил тонкие губы:
— Довольно! Последний раз спрашиваю тебя!
Марк оскалился, довольно щурясь:
— Последний раз отвечаю тебе. Не ищи дух в телесном. Он — вне тел. Он — между ними.
Опустив тяжёлые веки, владыка возвысил голос:
— Инициаторы! Уничтожить нежить йаха Марка. Во имя…
— Отца! — захохотал Марк и прыгнул.
Храмовники бросились со всех сторон одновременно, массой тел закрывая владыку.
Трассы пуль с раскачивающихся стволов в нервно стиснутых руках, прошили пространство сотней игл.
Глаза владыки расширились, и он застыл, смотря на летящего йаха. Пока храмовники не свалили его на пол, закрывая своими телами.
Шквал пуль ударил по стремительному телу и йах свалился, не долетев до груды тел, закрывающей владыку. Поднялся на ноги, заревел, вставая на четвереньки и снова бросаясь на храмовников. Его кожу сплошь покрывали ручейки крови, и казалось, что на пятящихся людей кинулся освежеванный медведь. А со всех сторон уже мчались инициаторы — чёрные платья хлестали по ногам, словно клочья раздуваемого пламени. Бросок — ударили в кровавое месиво, впились когтями, зубами, повисли, словно собаки на затравленном звере. Покрыли чёрными тряпками тел окровавленный кусок, рвя и меся.
— Всё, — сглотнул Даниил. — Сам он не выберется.
И обернулся к Алисе. Девушка смотрела вниз и кусала губы.
— Аля?
Она подняла глаза:
— Ты чувствуешь?
Даниил стиснул в ладони виски, с силой сжал пальцы, словно собрал в горсть глаза.
— Да. Сердце заходится и… больно…
— Родная кровь, — прошептала она и жалко улыбнулась: — Мы действительно другие… Он, ты, я. Мы — иные йахи. И мы это чувствуем.
Смотря в иллюминатор, Даниил сжал кулаки:
— Ещё чуть и…
Алиса не ответила. Её лицо уже затвердело, затяжелело в маске равнодушия, отмечая проходящую трансформацию.
Даниил вскочил на ноги, сдирая с плеч мешающую, сдавливающую куртку. И — не успел.
Белая сеть упала сверху, сверкнув в полумгле неровными квадратами.
Он рванул руками, разрывая ткань куртки, но сеть вгрызлась болью в напряжённые мышцы и прижала руки к корпусу. Он взвыл от напряжения и боли. Лицо перекорёжило, вздулось венами.
Алиса метнулась к товарищу, но ещё один серебряный невод упал, сшибая её в броске.
…
Глава 52
Казнь
Даниил ещё оставался на ногах, а Алиса вращалась по полу, стремясь вырваться из тисков и встать. Но сети впивались в тела, обжигая и обессиливая.
— Какого чёрта!? — шипел-рычал Даниил, бешено вращая глазами.
Его лицо стало белым, а тяжёлые жгуты сосудов на разбухших мышцах извивались, подобно водным змеям.
«Брат йахаса», висящий на нём сзади, стискивая концы сети, отдуваясь с натуги, прохрипел:
— Марк сказал — защитить! Марк сказал — вы пойдёте к нему! Марк сказал — остановить!
Даниил остановился внезапно. Тяжело дыша, так, что грудная клетка вздымалась и опадала, будто отдельно от корпуса.
— Он — знал?!
Алиса замерла мгновением позднее.
«Брат йахаса», сдерживающий Даниила, ослабил хватку сети и, тяжело дыша, ответил:
— Он знал.
Йахи молча посмотрели друг на друга и одновременно перевели взгляды на иллюминатор в полу.
— Освободи, — коротко приказал Даниил.
Человек подчинился, коротко склонившись и тронув точку меж бровей. Алиса почувствовала, как и на ней ослабла сеть. Извившись, выскользнула из распущенного невода, не дожидаясь, когда её распутает проводник. Не оборачиваясь на «брата йахаса», склонившегося в дрожащем поклоне, опустилась на колени перед иллюминатором и, невольно потирала места ожогов, вгляделась в затуманенный экран. Даниил присел рядом, так же сумрачно смотря вниз.
Марка распяли на досках, оставшихся от постройки, не тратясь на новые. Да и не нужны были новые — йах лежал на кресте, наспех сколоченном на полу и агонию, судя по всему, храмовники не собирались затягивать. Но пленник смотрел вверх и улыбался разорванным ртом, непрестанно кровоточащим. Облизывался, пробуя на вкус собственную кровь, и щурился на закопчённые до сизого отлива «аквариумы» на потолке, где горел негасимый огнь. Вокруг стояли только храмовники; инициаторы, кто держался на ногах, уже отошли к выходу под руководство отца Борислава, а других — порванных, бессознательных, — тащили за ноги и сбрасывали на дрезину.
