Именно тогда на моей шее сомкнулась тяжёлая ладонь. Сомкнулась так сильно, что воздух перестал поступать в лёгкие. Глаза распахнулись, и я инстинктивно вцепилась обеими руками в душащую кисть, в попытке её скинуть. Безуспешно. Кровь прилила к лицу и туго зашумела в ушах, по щекам полились слёзы. Мой рот открывался словно у выброшенной на сушу рыбы, из горла вырывались слабые хрипящие звуки, пока я раздирала руку Алекса ногтями, моля о глотке кислорода. Темнота в его взгляде стала ещё более пугающей. Не прекращая рвать меня изнутри и душить, он, не отрываясь, смотрел в глаза. Ещё никогда в жизни мне не было так страшно. В голове промелькнуло: я умру. Но моё тело, вопреки всякой логике было живо как никогда. Когда перед глазами окончательно потемнело от длительной асфиксии, комок расплавленного наслаждения фейерверком разорвался в животе, в груди, в голове, заставляя тело трястись и сжиматься. В ту же секунду ладонь на моей шее разжалась. Ослеплённая яркими вспышками, я содрогалась в конвульсиях оргазма, со свистом и вырвавшимися на свободу стонами жадно хватая ртом воздух. Я чувствовала каждую клетку своего тела, наполненную кипящей кровью, каждый покачивающийся на голове волосок. Это было самое сильное из испытанных мной ощущений за всю жизнь. Наверное, в погоне за подобной остротой наркоманы умирают от передозировки.
Знакомое золотое пламя вернулось во взгляд Алекса, его дыхание стало тяжелее, чем моё вернувшееся. Крепче впечатав пальцы в мои ягодицы, он навалился на меня грудью, и, втиснув спиной в прохладную стену, прижался щекой к мокрому лицу. Шлепки сталкивающейся кожи стали почти оглушающими, давление внутри меня возросло, хотя, казалось, это было невозможно.
— Тина... — глухой рык опалил мою кожу.
Я не успела понять, что произошло, пока не ощутила, как по бёдрам стали стекать обильные тёплые струи.
Секунд через тридцать Алекс отстранился и, оторвав меня от стены, поднялся со мной по лестнице на второй этаж. Казалось, моё тело лишилось костей, потому что ноги были совсем ватными, а дрожащие кисти напоминали желе. Мне с трудом хватало сил, чтобы держаться за его шею.
Бережно положив меня на кровать, Алекс, на удивление, лёг рядом и развернул спиной к себе. Моё сознание ещё парило где-то высоко над землёй, и я никак не могла ни на чём сфокусироваться.
— Испугалась?
Даже не видя его лица, я бы не осмелилась лгать ему.
— Очень сильно.
— Понравилось?
Короткое слово застревало в горле своей извращённой неправильностью.
— Да.
Алекс замолчал. Я тоже молчала, пытаясь разобраться в противоречивости своих чувств. Я не могла понять, как что-то настолько жуткое могло приносить неземное удовольствие.
На моё обнажённое плечо легла большая ладонь и развернула к себе.
— Я бы мог тебе сказать, что нечего бояться, — Алекс смотрел мне в глаза, — но это было бы ложью. Я нехороший человек, Тина. Ты бы много раз пожалела, что не сбежала, когда я предлагал тебе такую возможность. Поэтому сейчас я даю тебе последний шанс передумать. Одно слово, и всё вернётся на две недели назад. Я не притронусь к тебе. Ты останешься в этом доме на прежних условиях, сможешь встречаться со сверстниками, работать и видеться с подругами. С моим графиком и частыми командировками мы почти не будем пересекаться, так что неловкости между нами не возникнет. Как только адвокаты отсудят ваше имущество, вернёшься домой.
Я открыла рот, чтобы возразить, но он осёк меня:
— Не торопись. Подумай. Клянусь, другого шанса у тебя не будет.
Накрыв меня одеялом, он поднялся с кровати.
— Это самое щедрое предложение за всю мою жизнь, Тина. Не отказывайся от него просто так.
Он зашагал к двери, такой высокий и сильный, и в комнате мгновенно стало пусто. Я смотрела ему в спину, пытаясь представить свою жизнь без Алекса. Ежедневная учёба, кофе с подругами, скучные разговоры сокурсников, неистребимое чувство одиночества. Потеря волнительного азарта и замирания сердца; тепла его рук на моём теле; сводящего с ума вожделения; его ироничной усмешки; властной, но такой необходимой заботы.
— Алекс! — я села на кровати, прикрыв обнажённую грудь одеялом. — Мне не нужно время, потому что я не передумаю. Я хочу быть с тобой. Ты неплохой человек, — от волнения мой голос сорвался, — знаю, что неплохой. Я хочу быть с тобой рядом. Хочу тебя в своей жизни вместе с твоей тьмой и светом... Хочу оставаться твоей женщиной, и чтобы ты оставался моим мужчиной. Хочу так, как ещё никогда ничего не хотела...
Эмоции душили меня, и я замолчала, пытаясь выровнять в очередной раз сбившееся дыхание.
— Ты пожалеешь об этом, Тина, — раздался в повисшей тишине его низкий голос. — Но я бы солгал, если бы сказал, что не рад.
В ту ночь мы впервые спали вместе. Сразу после этого разговора Алекс покинул мою комнату под предлогом, что ему нужно работать, а я уснула, не удосужившись даже умыться. Не знаю, сколько времени я спала, когда почувствовала, что кровать прогибается под тяжестью веса, и длинное мужское тело прижимается ко мне сзади. Улыбка сама растянула губы, и я снова провалилась в небытие, только на этот раз в более счастливое.
Проснулась я, когда часы показывали семь утра. Алекса рядом уже не было. Единственным доказательством его присутствия в моей постели была смятая подушка. Не удержавшись, ткнулась в неё носом. Она пахла им. Моим мужчиной.
Приняв душ и переодевшись, я спустилась вниз завтракать. Эйб уже стоял в гостиной.
— Доброе утро, мисс Эрриксон. — привычно приветствовал он.
— Доброе, Эйб, — с широкой улыбкой я махнула ему рукой.
— Мистер Мерфи уже уехал?
Мужчина слегка удивился.
— Он вам не сказал? Он улетел на неделю в Саудовскую Аравию.
Радость слетела с моего лица. Почему он меня не предупредил? Ведь он оставил меня на целых семь дней!
— Мистер Мерфи просил передать вам это, — Эйб протянул мне вдвое сложенный листок.
Развернув его, я мгновенно почувствовала, как слёзы начинают жечь глаза. Это был пропуск на свидание с отцом в ближайшую среду. Я увижу папу на две недели раньше. Алекс это устроил. Для меня.
Глава 19
Понедельник и вторник показались мне самыми длинными днями за всю мою жизнь. Я скучала... нет, тосковала по Алексу так, как и представить себе не могла. Он не звонил и не писал. После того как Эйб вручил мне заветный пропуск на свидание с отцом, я напечатала ему длинное благодарственное сообщение, но он на него не ответил. Я не знала, что думать. Я не находила себе места, в одночасье превратившись в раздражённую, постоянно заглядывающую в телефон неврастеничку.
Я всегда считала себя скупой на эмоции, и даже в каком-то смысле этим гордилась. Пока мои знакомые влюблялись, страдали от неразделённых чувств, радовались свиданиям и переживали горечь расставаний, я спокойно учила уроки и без чувства собственной ущербности в одиночестве ходила в кино. Меня всё устраивало. Парни, приглашавшие на свидания в старшей школе и неизменно получавшие отказ, за глаза называли меня Снежной королевой, а особо оскорблённые — фригидной. И в чём-то они были правы. Никто из них не вызывал у меня душевного трепета или желания узнать их ближе; ничьего тела мне не хотелось касаться, и ни с кем из них делиться своими мыслями. Алекс изменил всё.
