Возможно, я и знала, что он не позволит этому зайти далеко, но ту секунду, на которую я позволила себе поверить, что всё происходящее не является фарсом, я не могла ему простить. Злость и боль полыхали во мне ослепляющим пламенем, я хотела жалить его и ранить в ответ.
— У тебя на всё есть разумное объяснение, Алекс? Ты всегда добиваешься свой цели, так или иначе, и плевать, кто пострадает? Чтобы ты знал, я беременна твоим ребёнком, вот только он никогда не родится, потому что такой жестокий монстр, как ты, недостоин быть его отцом! И я обязательно сделаю...
Ярость и обида, готовые литься кощунственной ложью ещё очень долго, застряли в горле, заставив меня прерваться на полуслове, потому что лицо напротив дёрнулось, словно от удара. Алекс смотрел на меня расширенными зрачками, и впервые в жизни я видела, как он побледнел. Даже его полнокровный рот потерял свою яркость, став бледно-розовым. Как в фильмах про супергероев, время замедлилось, и я услышала тяжёлую барабанную дробь его сердца. Я точно знала, что оно не моё, потому что мое стучало тонко и поверхностно, как у мышонка, перепуганного до смерти.
Секунд через тридцать Алекс, казалось, пришёл в себя. Его голос был севшим, но твёрдым, лицо излучало спокойствие и решимость.
— Ты родишь этого ребёнка, Тина. Очень жаль, что я не устраиваю в роли отца, но выбора у тебя нет. Если понадобится, я пристегну тебя наручниками к кровати на девять месяцев, потому что чёрта с два ты убьёшь нашего ребёнка. После родов можешь делать, что тебе вздумается. Я найму ему или ей хорошую няню, а пока, — в его взгляд вернулся опасный блеск, — я лично прослежу за твоим здоровьем.
И я снова заревела. От облегчения, что все мои страшные подозрения относительно того, как Алекс воспримет отцовство, не оправдались. Потому что он не предложил сделать аборт и не ругался из-за того, что контрацепция не сработала. Потому что ему не наплевать на малыша. И от злости, что он мог подумать, будто ребёнок мне не нужен, и я действительно захочу от него избавиться.
— Какой же ты идиот! — всхлипнула я, топнув ногой. — Ни одна няня не подойдёт к моему ребёнку! Ты в самом деле думал, что я дам его убить? Да я бы ушла от тебя, если бы ты заставил меня сделать аборт. Бессердечный, эгоистичный жестокий…
Я не успела договорить, потому что Алекс прижал меня к себе, так что моё заплаканное лицо ткнулось ему грудную клетку, а его подбородок лёг на мою макушку. В его объятиях я окончательно размякла и затряслась в полноценной истерике.
— Я хотела тебе рассказать... думала, как преподнести… хотела посоветоваться с Жаклин. А ты… За что ты так со мной? Почему ты такой жестокий? Ведь я же так люблю тебя. Ты будешь папой... конечно, хорошим. Ребёнок научит тебя любить, если я не могу...
Алекс молча качал меня в объятиях, а я всё продолжала изливать ему душу о том, как мне страшно становиться мамой в девятнадцать лет; что у меня есть планы на жизнь; и что столько всего хочу сделать и много где побывать; и что в университете надо мной будут смеяться; и что я очень боюсь остаться необразованным якорем на его шее; и что стану толстой, и у меня появятся растяжки; и что я не смогу стать хорошей мамой его малышу, потому что совершенно не приспособлена к жизни…
Алекс продолжал слушать, поглаживая меня по спине, пока фонтан моих страхов и неуверенности не иссяк, и я не замолчала.
Его сердце билось в груди ровно, когда сказал всего несколько слов, от которых все мои опасения куда-то исчезли и показались смешными и надуманными.
— Ни о чём не волнуйся, Тина. Я обо всём позабочусь, — и тяжело вздохнув, добавил то, чего я никогда не ожидала от него услышать: — Прости, что не прыгнул.
Глава 33
По дороге в университет в следующий понедельник, я ощущала себя, мягко говоря, неуютно. Чуть больше двух недель назад мы с подругами каждый день встречались на парковке, чтобы посплетничать перед лекциями, в перерывах между занятиями пили кофе, вместе ездили домой... Сейчас же я осталась в полном одиночестве. С Жаклин у нас был всего один общий предмет, и я, наконец, в полной мере смогла оценить благосклонность судьбы, потому что не испытывала никакого желания видеть даже её затылок, который ненавистным кадром напоминал о тех секундах, когда мне по-настоящему расхотелось жить.
Однако, едва шагнув в длинный университетский коридор, я почувствовала себя окружённой тёплым уютным вакуумом, в котором никто не мог причинить мне вреда. Мой шатающийся хлипкий домик внезапно обрёл твёрдый фундамент, и пришло осознание, что он способен пережить самые суровые времена. Причиной тому была маленькая жизнь, что теплилась во мне, и уверенность, которую двумя короткими фразами подарил мне её будущий папа. Этот крошечный, ещё неосязаемый, но такой значимый комочек преподнёс мне саму себя в абсолютно другом свете: теперь я больше, чем студентка или избалованная папина дочка; я женщина, которая больше не может позволить себе волноваться по пустякам, потому что у нее есть, о ком позаботиться и ради кого быть сильной.
В перерывах между занятиями я всё же увидела Жаклин, когда пришла в местную забегаловку за порцией кофеина. Заметив меня в очереди, она резко попятилась к двери и исчезла. Интересно, так теперь будет всегда? Сможем ли мы когда-нибудь встретиться глазами и пройти мимо друг друга, сделав вид, что никогда не были знакомы? Наверное, да. Даже удивительно, что эта мысль не отзывалась во мне болью или сожалением. Ниточка, связывающая нас, так долго подгнивала, а я так наивно не хотела этого замечать, что когда она, наконец, оборвалась, подняв трухлявую пыль, я поняла, что испытываю облегчение. Потому что лучше быть одной, чем общаться с тем, кто не отвечает взаимностью. Значит, и дружила я всё это время одна, и ничего не потеряла, кроме иллюзии.
После занятий я привычно вышла на парковку, намереваясь попросить Эйба отвезти меня в детский магазин. В моей голове уже созрел целый план о будущих покупках для малыша, и мне не терпелось претворить его в жизнь. Пусть срок ещё совсем маленький, но это не повод отказывать себе в удовольствии купить кучу милых вещичек.
Каково было моё удивление, когда вместо «Мэйбаха» и, по обыкновению, смущённо улыбающегося Эйба, словно телезвезда в окружении восторженных фанаток, прислонившись к капоту «Роллс-Ройса», стоял Алекс. Несколько девушек перетаптывали высоченными каблуками асфальт неподалёку от него, оживлённо перешёптываясь, а четверо самых отчаянных, среди которых была и слезливая Кони, с кокетливыми улыбками на лицах пытались поддержать беседу. И в этот момент я даже не испытала укола ревности, потому что сама залюбовалась им. Алекс Мерфи выглядел словно обложка элитного мужского журнала, пишущего о роскошных курортах, эксклюзивных костюмах от мировых кутюрье, миллионных суперкарах, и покорении вершины Эвереста. И этот мужчина мой. И у нас будет ребёнок. Как ни странно, именно в этот момент я поняла, что Алекс не станет мне изменять. Казалось, предательство подруги должно было окончательно пошатнуть мою веру в людей, но каким-то чудесным образом этого не произошло. Скорее земля сойдёт с орбиты, чем этот мужчина нарушит своё обещание.
