Наденька вернулась ближе к полуночи. Проковыляла по лестнице наверх, на ходу сняла туфли, бросила их у двери. Даже не проведав спящую дочь, завалилась к себе в спальню. «Будет делать вид, что вернулась рано, и уже спит», — покачала головой Ксюша. Она надеялась, что мачеха ужралась так, что не додумалась переодеться и снять с лица косметику.
Запах перегара, заполнивший комнату, и пятно от тонального крема и теней для век на подушке стали бы в таком случае поводом для папы устроить допрос этой стерве.
«И почему мужчины в возрасте всегда западают на таких, как Надя?», — размышляла она. Неужели, наличие рядом в постели молодого, упругого тела становится для них важнее, чем уют, взаимопонимание, верность?
Неужели, ее отец не хотел, чтобы жена его искренне любила? Чтобы была образцом порядочности, чести, женственности? Чтобы встречала вечером с улыбкой и уделяла внимание воспитанию детей? Зачем он держал при себе эту силиконовую куклу? Неужели, ради того, чтобы не стыдно было показать ее деловым партнерам? Бред какой-то. Мерзость. Фу…
Ксюша не могла вспомнить свою мать, но почему-то верила, что та была совсем другой. Ощущение любви, полученной в детском возрасте, чувство, что ее ласкали, холили, лелеяли, не покидало. Это невозможно было объяснить, и, может, ей просто хотелось так думать.
Отец вернулся получасом позже.
— Поговорим завтра, я сильно устал. — Бросил он, проходя мимо и потирая воспаленные веки.
— Хорошо. — Вздохнула Ксюша.
Она немного расстроилась, потому что уже успела настроить себя на серьезный разговор. Да и тревога за Риту была еще свежа. Девушке не хотелось, чтобы ребенок вырос неврастеником рядом с такой «матерью».
Она проследила взглядом за отцом, скрывшимся в своей спальне, и поднялась следом наверх. Долго прислушивалась в коридоре, не назревает ли скандал, но из их комнаты не доносилось ни звука.
«Уже лег?» — написала она сообщение Владу, но тот не ответил. Наверное, уже спал или принимал душ.
«Почему бы не воспользоваться тем, что все спят?», — мелькнуло в мыслях. И через пару минут Ксюша уже кралась по коридору, чтобы лично пожелать парню спокойной ночи.
Влад не стал включать свет — ни к чему. К тому же, по стенам гостиной мягко лился желтый свет ночников. Стараясь не издавать лишних звуков, он подошел к двери кабинета Князева и осторожно нажал на ручку. Дверь не поддалась. Парень и не надеялся, что ему так повезет — на этот случай у него был заготовлен специальный инструмент. Он достал из кармана спортивных брюк отмычку и аккуратно поддел ею личинку замка.
— Что ты здесь делаешь? — Знакомый голос громыхнул на весь коридор.
Он прозвучал так близко, что Влад почувствовал металлический холод, мазнувший по спине.
— Ксюш, я… — обернулся парень.
— Что это? — Уставилась она на торчащую из замка отмычку.
Ее начинала бить дрожь.
— Не кричи. — Попросил Влад, вытягивая вперед руки.
В этот момент Ксюша отшатнулась от него, как от прокаженного.
— Я всё объясню. — Он выдернул отмычку, схватил девушку за локоть и потащил за собой по коридору.
Она пыталась сопротивляться. Вырывалась.
— Отпусти!
— Пожалуйста. — Прошептал парень. — Не кричи. Я могу всё объяснить.
— Что здесь объяснять? — На глазах бледнела Ксюша.
Он втолкнул ее к себе в комнату и закрыл дверь.
— Послушай. — Сложил ладони, умоляя.
Девушка отшатнулась от него к противоположной стене:
— Ты пытался попасть в кабинет моего отца!
— Ксюш, — Влад зажмурился, собираясь с мыслями. Затем открыл глаза. — Ксюш, позволь мне сказать.
— Говори. — Нервно выдохнула она.
— Сядь. — Парень указал на кровать.
— Нет. — Девушка замотала головой. — Я не сяду. — Она снизила тон и заговорила тише. — Я теперь не знаю, чего от тебя ожидать! С утра ты мой парень, у нас все хорошо, потом я переживаю, что из-за меня у тебя будут проблемы с работой и опекой над братом, ломаю голову, как все исправить, а потом застаю тебя при попытке вскрыть дверь в кабинет моего отца! Как это понимать?!
Влад резко дернул головой.
— Тебе не понравится то, что ты услышишь, но я давно должен был это сказать. Сядь, пожалуйста.
Ксюша нехотя опустилась на кровать.
Парень сел на другой край, чтобы не пугать, нависая над ней:
— Мне нужно было найти кое-что в кабинете твоего отца.
— Что? — Девушку охватило зловещее спокойствие.
«Он вор. Просто вор. Как ты могла влюбиться в такого?»
— Доказательства.
— Какие? — Она смотрела в его глаза и не могла поверить. — Какие доказательства, и почему там, в кабинете?
— Мои родители погибли. — Влад в попытке оправдаться выглядел совершенно нелепо. Ему, большому и сильному, не шли вот эти растерянность и уязвимость, написанные сейчас на его лице. — Автомобильная авария.
— Мне очень жаль.
— И я не верю, что всё это случайность. — Парень опустил голову. — Мы с отцом говорили по телефону за пару дней до его смерти, он говорил, что осуществляет технический надзор за строительством торгового центра, который твой отец скоро вводит в эксплуатацию.
— И? — Ксюша не могла поверить своим ушам.
— У них случился конфликт. — Влад провел руками по лицу. — Строительство велось с нарушениями, и мой отец не хотел подписывать бумаги. Княз… то есть, Валерий Игоревич решил, что переделки, на которых он настаивает, обойдутся фирме слишком дорого. И вот представь, мой отец умирает, а потом я узнаю, что он успел подписать документы как раз в день своей смерти.
— Хочешь сказать, что его убили? И кто? Мой отец?! — Она невольно повысила голос.
Влад всплеснул руками, призывая ее к тишине.
— Это выглядит странно, разве нет? Человек, который мешает Валерию Игоревичу, вдруг погибает, а на документах появляется его подпись. — Он придвинулся к Ксении. — Мне нужно найти эти бумаги, нужно посмотреть на них.
— И что ты хочешь там увидеть?
Парень стиснул челюсти, его плечи опустились:
— Я проведу экспертизу. Если подпись поддельная, значит, всё это правда. Значит, смерть моих родителей будут расследовать.
— Подпись докажет, что мой отец убил твоего? Ты серьезно? — Девушка сощурила глаза.
— Я не хочу ничего плохого, Ксюша. — Тяжело вздохнул Влад. — Мне просто нужно знать правду.
— А я? — Ксюша почувствовала, как у нее задрожали губы. Она не узнавала в этом человеке того, кто еще несколько часов назад любил ее неистово и нежно. — А мой отец?
