– Он еще рта не раскрыл, а я уже знаю, что он скажет.
Тауни покинул компанию меньше чем через год.
За лето мой переезд на двадцать метров по коридору еще больше отдалил меня от Билла. Хотя мы не говорили этого вслух, но оба понимали, что долго так продолжаться не может.
Глава 12
Тревожный звонок
Началось все зудом с обратной стороны колена – в то лето, когда родители повезли нас на Шекспировский фестиваль в Орегон, чтобы посмотреть девять спектаклей за семь дней. Это не было похоже на сыпь от неудачного мыла – зудело так, что я чесался беспрестанно.
Когда зуд прекратился, я начал потеть по ночам. Потом, в августе, меня начала беспокоить крохотная твердая шишка на шее справа, около ключицы. За несколько недель она выросла размером с ластик на карандаше. Она не болела, а я не знал, что любое образование рядом с лимфатическим узлом – тревожный знак. Я чувствовал себя в безопасности, как любой человек моложе тридцати, и воспринимал здоровье как нечто само собой разумеющееся.
12 сентября 1982 года я отправился с Биллом в пресс-тур по Европе. Из Лондона мы отправились в Мюнхен, где я, выпив пива, почувствовал себя странно. К 20 сентября, когда мы приехали в Париж, я чувствовал себя утомленным и не в своей тарелке – как при гриппе, только не было температуры. Я вытерпел еще одну пресс-конференцию и сломался. Я полетел домой и отправился к своему врачу, который, ощупав мою шею, сказал:
– Завтра утром сделаем вам биопсию.
Я отправился в Шведский медицинский центр в деловой части Сиэтла – я был в больнице впервые с тех пор, как мне в детстве удаляли гланды. Ночью мне приснилось бесформенное чудовище, пристававшее ко мне. Оно было из дегтя, и отделаться от него было невозможно. Я проснулся в ужасе.
25 сентября сделали биопсию. Когда я очнулся после анестезии, ко мне зашел хмурый хирург.
– Мистер Аллен, – сказал он. – Я вырезал, сколько мог, но предварительный диагноз – лимфома.
Я знал только, что это рак, но когда узнал подробности, то испугался. В те дни даже лимфома в ранней стадии убивала с вероятностью пятьдесят на пятьдесят. Трудно было смириться с мыслью о возможной смерти. Я прожил 29 замечательных лет, и все равно ощущение было такое, что меня обманули. Мне еще столько предстояло сделать и испытать.
На следующее утро хирург и бригада онкологов вошли, радостно улыбаясь.
– Хорошие новости, – сказал хирург. – У вас болезнь Ходжкина.
Тщательное исследование изменило диагноз.
– Вероятность выздоровления на ранней стадии – больше 90 %, – продолжал хирург. – Все будет хорошо. Вы поправитесь.
Мне хотелось ему верить. Он говорил уверенно, да и остальные держались бодро. Но я еще не отошел от вчерашнего шока.
Нужно было определить стадию заболевания, чтобы понять, насколько далеко оно зашло; для этого требовалась более серьезная процедура – биопсия костного мозга. Я по глупости купил книгу о болезни Ходжкина, в которой прочитал, что опухоль может дать метастазы, посмотрел графики процентов выживаемости и перепугался до смерти. Хуже всего было ждать результатов, пока шишка на шее выросла размером с яйцо малиновки. Мой отец, переживший рак яичек, сказал мне:
– Сын, все это неприятно, но нужно оставаться мужчиной.
На бумаге эти слова кажутся сухими, но я, зная, через что прошел отец, воспринял их как утешение. Нельзя поддаваться страху и отчаянию; нужно терпеть.
Тут подоспела хорошая новость: мою болезнь обнаружили на стадии 1-А; она еще не начала распространяться. Лимфома Ходжкина на ранней стадии излечивается достаточно просто. Я вытащил страшную карту, но далеко не худшую.
Начался курс радиотерапии, пять дней в неделю. Приемная была полна людей в больничных халатах, некоторым болезнь оставила мало шансов. В зловещей тишине все ждали своей очереди. Однажды в приемную забрел какой-то мужчина в поисках автомата с сигаретами. Медсестра встала и сказала:
– Сэр, в раковых отделениях не держат автоматов с сигаретами.
Мужчина испарился.
Меня поджаривали рентгеновскими лучами по полторы минуты с каждой стороны. Включая подготовку, процедура занимала меньше пятнадцати минут. Техник сказал мне как-то:
– Мистер Аллен, никто не запрыгивает на стол и не спрыгивает так шустро, как вы.
А я просто хотел убраться оттуда поскорее. Через месяц после начала процедур начались приступы тошноты. Я мчался домой, и там меня долго рвало. За два месяца я похудел на двадцать фунтов.
Дома я отдыхал и слушал музыку. Я проводил время с родителями и сестрой, но мне хотелось еще чем-то отвлечься. Поэтому, вместо того чтобы разумно взять отпуск, я несколько раз в неделю ходил в офис по вечерам, просто чтобы держать руку на пульсе. Несомненно, это была традиция Microsoft: непреклонная преданность работе. Стремясь к нормальной жизни, я даже ходил по выходным на занятия для начинающих горнолыжников, хотя сил хватало только на то, чтобы съехать с горы.
В середине курса терапии у меня так снизилось количество лейкоцитов, что было принято решение прервать лечение на несколько недель. Однако к тому времени опухоль уменьшилась. Гарантий не было никаких, и я по-прежнему чувствовал себя больным и слабым, но уже начал приободряться.
Во время перерыва в лечении я однажды зашел в офис к Биллу обсудить доходы по MS-DOS. Наша стратегия фиксированной цены помогла нам закрепиться на нескольких рынках, но мне казалось, что пора от нее отказываться. Вот пример: мы получили 21 000 долларов за лицензию по Бейсику Applesoft. Когда было продано более миллиона машин Apple II, вышло, что мы получили по два цента за копию.
– Если мы хотим повысить доход, – сказал я, – пора начинать брать отчисления с копии за DOS.
Билл ответил мне как несмышленышу:
– Как, по-твоему, мы получили ту рыночную долю, которую имеем сегодня?
Потом вступил Стив и начал поддерживать Билла с обычным напором. Получилось двое на одного, впрочем, я в то время был, скорее, половинкой человека (позже Microsoft перешла на лицензирование с отчислениями за копию, что принесло миллиарды долларов дохода).
Вскоре после этого случая я сказал Стиву, что, возможно, создам собственную компанию. Я предупредил Билла, что дорабатываю последние дни в качестве руководителя Microsoft и с удовольствием буду работать самостоятельно.
Я еще проходил курс радиотерапии, когда Билл подписал мое предложение о создании Microsoft Hardware Group, которая начала с разработки подключаемой мыши для GUI-приложений Чарльза Симони. Мы заключили контракт с японской производственной фирмой ALPS, и вскоре прототип мыши Microsoft обрел очертания: металлизированный шар и два валика, которые считывали его движения и расшифровывали направление и расстояние. Дон Бертис создал карту, которая передавала сигналы в компьютер (за тринадцать лет до явления универсальной последовательной шины – USB). Главный вопрос был – сколько кнопок? Я решил: две, своего рода компромисс между трехкнопочной мышкой на Alto и однокнопочной моделью, которую Стив Джобс создавал для Apple Lisa.
