Учитывая огромный объем необходимых работ по прокрашиванию и сканированию, было бы нерентабельно подвергать анализу весь мозг целиком. Поэтому, по совету наших консультантов, мы пошли на компромисс. Сперва мы создаем всеобъемлющий трехмерный атлас, который охватит все экспрессированные гены во всех областях, чтобы каждый специалист мог найти что-то свое. Но поскольку этот первый трехмерный срез не дойдет до клеточного уровня, мы предоставим также базу данных с более высокой детализацией, охватывающую в каждом из основных отделов мозга до пяти сотен генов, представляющих особый интерес для исследователей. В совокупности получатся два источника беспрецедентных сведений о нормальном человеческом мозге.
Второй наш революционный проект – это Алленовский атлас нейронных связей мышиного мозга. На «мозговом штурме» Ричард Аксель обратил наше внимание на то, что поведение человека определяется в первую очередь не только экспрессией отдельных генов, но в гораздо большей степени физическими и биохимическими связями, которые возбуждают или тормозят миллиарды взаимозависимых нейронов. Текущие исследования в этой области сводятся в основном к выявлению межклеточных или межобластных соединений. Наша задача – рассмотреть мозг целиком и подробно проиллюстрировать, как связаны нейроны.
Всеобъемлющая карта нейронной сети требует новых технологий для отслеживания соединений, а полная база данных потянет на несколько квадриллионов байт. Но если мы добьемся успеха, созданная нами диаграмма поможет кардинально расширить знания о том, как изменяется взаимодействие между нервными клетками под воздействием заболеваний и какое терапевтическое вмешательство сможет этому препятствовать.
Окрыленный успехом первого атласа мышиного мозга, я встретился с Эриком Канделем, нейробиологом из Колумбийского университета, награжденным Нобелевской премией в области физиологии и медицины за работу над нейронными механизмами памяти. Я заявил ему тогда: «Через десять лет мы будем знать о мозге неизмеримо больше».
Доктор Кандель поспешил охладить мой пыл: «Я тружусь в этой области уже пятьдесят лет, но сомневаюсь, что на моем веку – и даже на вашем – нам удастся изучить мозг».
Мне вспомнился вопрос, который я задал собравшимся на мозговой штурм светилам: «Сколько Нобелевских премий в области нейробиологии нам еще нужно получить, чтобы разобраться в работе мозга?» Разброс цифр получился от двадцати пяти до пятидесяти.
До этого нам еще очень и очень далеко. А пока я не сомневаюсь, что наши атласы помогут этим будущим лауреатам и приблизят их успех.
Глава 22
Приключения
Во мне не воспитывали любовь к приключениям. В детстве я, как и мама, путешествовал вместе с героями книг. Стопки National Geographic в подвале открывали окно в большой мир, но я никак не метил в покорители новых земель. Потом, когда я только начинал карьеру в Microsoft, у меня просто не хватало времени на поездки. Все круто изменилось в 29, когда на меня обрушилась болезнь. Я начал плавать с аквалангом на Гавайях, полюбил Францию с ее такой непохожей на нашу культурой и кухней. Однако у меня и в мыслях не было, что когда-нибудь я стану владельцем яхты. Яхтсмены представлялись мне кучкой снобов в блейзерах и капитанских фуражках, со стаканом виски в руках и сигарой во рту. Я не хотел вливаться в их ряды.
Но друзья не уставали дразнить меня рассказами о незабываемых путешествиях по Аляске и удивительных уголках, до которых можно добраться только на зафрахтованном судне. В 1992 году я взял напрокат 85-футовую яхту и вывез семью в круиз по Внутреннему судоходному пути. Мы видели китов, пускающих фонтаны, а один даже проплыл под яхтой. Мы обедали свежевыловленными креветками, купленными у рыбаков. В заливе Анана мы наблюдали, как медведи охотятся на идущего к верховьям лосося – рыбы было так много, что, как в индейской поговорке, можно было перейти реку по спинам.
Я был на седьмом небе. Что, как не яхта, утолит мою зарождающуюся страсть к путешествиям, а заодно послужит отличной базой для плавания с аквалангом? На следующий год я приобрел «Charade» длиной 150 футов и водоизмещением 5000 тонн, которую обслуживала команда из десяти человек. Там было пять кают и джакузи на верхней палубе. «Боже, – подумал я, – ну куда тебе столько?»
Через несколько лет на вопрос капитана, каким я вижу идеальное для себя судно, я ответил, что меня с детства завораживает подводный мир – с тех самых пор, как родители сводили меня на «Мир тишины» Жака-Ива Кусто, один из первых документальных фильмов с цветной подводной съемкой, включавшей кадры из двухместной субмарины. Я сказал, что мне хотелось бы иметь собственное подводное судно, чтобы в буквальном смысле придать своим путешествиям новую глубину. И хотя за габаритами я не гонюсь, более крупная яхта позволила бы приглашать в долгосрочные вояжи больше гостей. Кроме того, хотелось оборудовать бортовую звукозаписывающую студию хорошим цифровым пультом. Дейв Стюарт вынашивал мысль об устройстве на борту концертной сцены с рядами для зрителей на корме.
Так, вдохновленная подводными приключениями Кусто, на свет появилась «Octopus». Я обратился в морское архитектурное бюро Эспена Ойно в Монако, и мне спроектировали симпатичную двухфутовую модель. Работа закипела. В течение целого года над яхтой трудились сто с лишним проектировщиков, и еще три года ушло у двух разных компаний на постройку. В середине работы главный подрядчик пригласил меня к ним на судоверфь, в немецкий город Киль, и продемонстрировал, как строят подлодки для немецкого и турецкого флота. При виде торпедного аппарата на одной из лодок у меня загорелись глаза, и в конце экскурсии я спросил невинно: «Можно оснастить торпедным аппаратом мою яхту?»
Конструкторы переглянулись, в глазах у них защелкали дойчмарки. «Йа-йа, – кивнул один, – можно-можно».
Дав им как следует насладиться зрелищем, я признался, что пошутил. «Аппарат мы бы приделали, а вот с разрешением на торпеды у вас бы неувязка вышла», – не остался в долгу конструктор.
Через мои руки прошли еще несколько яхт – «Meduse» и «Tatoosh», но «Octopus», сошедшая со стапелей в 2003 году, поразила меня своими гигантскими размерами. 414 футов – на треть длиннее футбольного поля, более 20 ярдов в длину, семь палуб. В то время она оказалась четвертой в мире по величине – после яхт, принадлежащих главам государств. (Сейчас, поскольку кораблестроение бьет все новые рекорды, «Octopus» опустилась на девятое место в списке.) Яхту обслуживала команда из 50 человек, и на борту использовалось новейшее судоходное оборудование. Впервые оказавшись на мостике, я почувствовал себя словно на космическом корабле.
Мне понадобилось полгода, чтобы привыкнуть к обладанию судном таких габаритов. Но «Octopus» до сих пор служит мне верной спутницей во всех начинаниях и увлечениях: на ней есть баскетбольная площадка, кинотеатр, бассейн. Из студии звукозаписи открывается вид на океан во все четыре стороны (кто бы знал, чего нам стоило звукоизолировать ее от гула машинного отделения и вибрации, однако в плане качества записи она не уступает никакой другой). Здесь записывались Дейв Стюарт и Мик Джаггер. U2, устраивая предпрослушивание своего нового альбома, отжигали так, что спалили колонки. Сколько невероятных джем-сейшенов прошло на борту, не сосчитать. Ежегодно во время Каннского кинофестиваля на яхте устраивается прием, и студия превращается в оркестровую площадку.
