Я выступал со своей группой, а еще мы пригласили спеть на том концерте Дэна Эйкройда – родственную душу и настоящего любителя блюза, который к тому же умеет насмешить до икоты своими парадоксальными шутками. В тот вечер он пел, играл на губной гармошке и танцевал, как танцует только он один. Масаи приплясывали в своих красно-оранжево-бирюзовых одеяниях, потрясая копьями в такт. Потом над их разноголосицей поплыл чистый и ясный женский голос. Мы были едины духом, но не всегда попадали в лад, поэтому у меня возникла мысль написать песню, которая объединила бы наши две культуры, как «Алмазы на подошвах ее туфель» Пола Саймона. Но такую вещь с наскока не сочинишь, поэтому мы не стали отступать от намеченного.
Однако в середине «Messin’ with the Kid» в исполнении Дэна масаи вдруг сменили свои песнопения на наше стаккато. Они даже стали притопывать ногами и переступать в подражание Дэну, подхватывая припев:
Что же я слышу? Слухи дошли до меня —
Говорят, кто-то лезет в твою жизнь, хей-хей-хей!
Я воспарил куда-то к небесам, исполняя эту песню Джуниора Уэллса вместе с масаями на потрескавшемся солончаке. Через несколько тактов они вернулись к привычному ритму, но мы почувствовали пробежавшую между нами искру. Солнце зашло. На сцене включились огни, на которые тут же слетелись тучи жужжащих тварей со всей округи. Пришлось сворачиваться. Масаи расходились в восторге. Еще бы – впервые в жизни познакомиться вживую с низкими частотами бас-гитары. Как после сказал нам вождь: «Мне понравилась ваша музыка, потому что ее ощущаешь всем нутром». Я, когда первый раз побывал на живом рок-концерте, чувствовал то же самое.
Для гостей, которые представляют себе Африку только по клишированным фильмам о джунглях, в ней открывается неожиданное разнообразие пейзажей и людей. Среди самых моих любимых мест – дельта Окаванго в Ботсване, где река распадается на множество притоков и образует зеленый заболоченный оазис. В сезон дождей вода поднимается, оставляя только разбросанные, будто острова, макушки пригорков. В дельте растут эбеновые и фиговые деревья, водятся в несметных количествах хищники и травоядные: бегемоты, жирафы, импалы, львы, леопарды и гиены. Несколько лет назад я останавливался в лагере Абу-Кемп (он назван в честь ныне покойной обитавшей там знаменитости – слона, снимавшегося с Клинтом Иствудом в главной роли фильма «Белый охотник, черное сердце»). В лагере держат и дрессируют слонов, отбившихся от стада, и поездка на слоне по золотистым в утреннем или предвечернем свете лагунам в сопровождении проводника – незабываемое впечатление.
Не менее удивителен и Берег Скелетов в Намибии – песчаные бури из пустыни Калахари постоянно сдвигают его кромку к западу. В XIX веке коварные здешние течения погубили немало китобойных судов из Новой Англии, и теперь с вертолета на фоне кобальтово-синей сверкающей воды виден лес мачт и разбитые остовы.
Намибия иссушена, пустынна, нелюдима. Она похожа на край света, и люди здесь встречаются необыкновенные. Один из таких людей – проводник Крис Баккес, рыжебородый южноафриканец с буйной шевелюрой, участник войны в Анголе и по совместительству популярный писатель. За первым общим обедом разговор зашел о виденных нами громадных речных крокодилах, которые лежат в воде, дожидаясь, когда зебры пойдут на тот берег. Я, чтобы поддержать беседу, спросил, насколько близко Крису доводилось сталкиваться с крокодилом.
Дюжий проводник посмотрел на меня в упор и продемонстрировал культю левой руки: «А вы как думаете, мистер Аллен?» Руку он потерял в схватке с парой крокодилов еще в молодости, когда служил обходчиком Национального парка Крюгер.
Время от времени услугами Криса пользуется Флип Стэндер, выпускник Кембриджа и специалист по хищникам, запустивший программу по охране пустынных львов. Флип живет в обшарпанном грузовике и ходит босиком. Усыпляя львов дротиками со снотворным, он кольцует их, чтобы отследить передвижения «больших кошек» по гигантской территории пустыни Намиб. Если окольцованный лев приближается к человеческому жилью, намереваясь поживиться скотиной, Флип вместе с Крисом и остальными помощниками устраивают заградительную линию из лендроверов. Свет и шум отпугивают хищника, тем самым спасая его от гнева фермеров.
В одной из экспедиций по окольцовыванию Флип пригласил меня посмотреть на усыпленного льва вблизи. Передние лапы зверя поражали своими размерами – каждая подошва сантиметров тридцать шириной. Неудивительно, что такая лапища ломает хребет зебре одним ударом.
«Вы понюхайте лапу», – предложил Флип. Преодолевая первобытный страх, я опустился на колени и сунул нос почти вплотную к бритвенно острым когтям. Запах оказался на удивление приятным, но испытывать судьбу и принюхиваться дольше я не рискнул.
В 2008 году я приехал в Африку снова, на этот раз в Уганду, где побывал в Непроходимом лесу Бвинди, на тучных землях которого обитает половина вымирающей мировой популяции горных горилл. Следуя за проводниками, прорубающими с помощью мачете тропку в плотных зарослях, мы впятером вышли в залитую солнцем лощину. Через три часа нам на глаза попался огромный самец гориллы – гора литых мышц, поднимающаяся, опираясь на кулаки, вверх по склону. Он упорно держал дистанцию, не подпуская к себе ближе чем на двадцать ярдов. Я поднял голову вверх. Прямо надо мной по мшистому стволу спускалась молодая горилла. Метрах в двух от земли зверь встретился со мной взглядом, и в наших глазах мелькнуло что-то вроде узнавания – совершенно непередаваемое чувство. Потом горилла ухватилась за лиану, качнулась на ней и пропала в дебрях.
Оттуда нам предстояло продолжить спуск, а затем снова подняться по склону другой лощины. Обливаясь потом во влажной духоте, я совершенно выбился из сил и последние склоны преодолевал, цепляясь за рюкзак проводника. Тогда я списал усталость на недостаток физической подготовки, не зная еще, какое суровое испытание готовит мне судьба.
Через два дня, проплыв на экскурсионном катере мимо крокодильих колоний и полюбовавшись ошеломляющим водопадом, мы закинули удочки, собираясь половить нильского окуня. Следующее, что я помню, – как очнулся на дне катера. Я немедленно вернулся в Сиэтл, и там история повторилась во время прогулки вокруг озера Грин-Лейк. Мне стало нехорошо, я присел глотнуть воды – и не смог подняться. ЭКГ в неотложке выявило аритмию, требующую немедленной замены сердечного клапана. В выходные меня положили в операционную.
В моем теле появился хитроумный прибор – вживленный сердечный стимулятор. Потом состояние еще ухудшилось – в легком начала скапливаться жидкость. В марте 2009 года мне сделали такую же операцию, как у Билла Клинтона, – когда легкое сдувают и счищают рубец. «Все прошло отлично, – сказал мне хирург. – Теперь все будет в порядке». Однако во время поездки в Иорданию через несколько месяцев у меня началась такая одышка, что я едва смог преодолеть лестничный пролет. Теперь отек развился в другом легком. Биопсия грудной клетки выявила лимфосаркому – тот самый не подтвердившийся впоследствии диагноз, который так напугал меня в молодости. У меня оказалась излечимая разновидность, однако рак уже успел достичь IV стадии, выйдя за пределы лимфатических узлов.
