– Учись, пока жива, – ответила я. – А где Ричард? Мне нужно с ним поговорить.
Джамиль оглянулся на один из домиков, потом снова посмотрел на меня. На лице было выражение, значение которого я не могла понять.
– Он моется. Два дня не менял одежду.
Я повнимательнее вгляделась в его очень осторожное лицо, пытаясь понять, что он недоговаривает.
– Что происходит, Джамиль?
Он покачал головой.
– Ничего.
– Хватит темнить, Джамиль. Мне нужно поговорить с Ричардом – и быстро.
– Он в душе.
Я покачала головой, и голова тут же услужливо заболела.
– Плевать. В каком он домике?
Джамиль тоже покачал головой.
– Дай ему несколько минут.
– Больше, – заметил Шанг-Да подозрительно бесцветным тоном.
Джейсон просто переводил глаза с одного из них на другого.
– Что происходит? – повторила я.
В домике за Джамилем открылась дверь. В проеме возникла женщина. Ричард держал ее за плечи и, похоже, пытался вытолкать – нежно, но решительно.
Женщина обернулась и увидела меня. Она была шатенкой, с одной из тех причесок, которые кажутся простыми и беспорядочными, но на которые уходят часы. Оттолкнувшись от Ричарда, она гордо двинулась к нам. Точнее, ко мне. Взгляд ее темных глаз был прикован только ко мне.
– Люси, не надо, – попросил Ричард.
– Я только хочу ее обнюхать, – откликнулась Люси.
Ответ был из тех, что могла бы дать собака, случись ей обрести дар речи. Обнюхать меня, а не посмотреть на меня. Мы, приматы, почти забыли, что большинство других млекопитающих привыкли полагаться больше на обоняние, чем на зрение.
Пока Люси направлялась ко мне, мы с ней успели друг друга рассмотреть. Она была чуть выше меня, около пяти футов шести дюймов. Походка у нее была преувеличенно вихляющая, так что короткая юбка сливового цвета развевалась вокруг ног, демонстрируя всем вокруг верхнюю часть чулок и подвязки. Пару черных туфель с высокими каблуками она несла в руках, но двигалась так грациозно, почти на цыпочках, словно туфли были на ней. Блузка была фиолетовая, на тон светлее юбки, и расстегнута достаточно, чтобы убедиться в наличии лифчика, в том, что он черный, и что подходит к остальному представленному на обозрение белью. И либо лифчик был с подкладкой, либо она была, ну, скажем, пышной. На ней было больше косметики, чем я использую за год, но макияж был наложен умело, так что кожа казалась гладкой и идеальной. Темная помада размазалась.
Я посмотрела мимо нее на Ричарда. На нем были голубые джинсы, и этим наряд исчерпывался. На обнаженной груди еще блестела влага. Густые волосы мокрыми волнистыми прядями прилипали к лицу и плечам. Ее помада размазалась у него по губам, напоминая лиловый синяк.
Мы встретились глазами, и не думаю, что хоть один из нас знал, что сказать.
Зато она точно знала, что сказать.
– Так значит, ты и есть человечья сучка Ричарда.
Это было так откровенно враждебно, что я не удержалась от улыбки.
Улыбка ей не понравилась. Она подошла ко мне так близко, что мне пришлось отступить, чтобы край ее юбки не коснулся моих ног. Если бы я и сомневалась в том, кто она такая, то на таком близком расстоянии ее сила не оставляла никаких сомнений, танцуя на моей коже, будто рой насекомых. Она была сильна.
Я покачала головой.
– Слушай, перед тем, как мы займемся этими мистическими волчьими или, того хуже, личными разборками, мне нужно обсудить с Ричардом, почему он попал за решетку и почему местная полиция обвинила его в изнасиловании.
Она моргнула.
– Меня зовут Люси Винстон. Запомни это.
Я смотрела ей прямо в светло-карие глаза с расстояния всего в пару дюймов. Так близко я даже могла рассмотреть небольшую неточность в линии подводки. Ричард упоминал ее в тюрьме. Не мог же он встречаться с двумя Люси сразу?
– Люси – Ричард говорил про тебя, – ответила я.
Она опять моргнула, но на этот раз – в легкой растерянности. Отступив от меня, она оглянулась на Ричарда.
– Ты говорил ей про меня?
Ричард молча кивнул.
Она снова отступила, в глазах блеснули слезы.
– Тогда почему…
Я переводила взгляд с одного из них на другого. Что именно “почему”, хотела бы я знать. Но спрашивать не стала. Мне нравилось недолюбливать Люси. Если она заплачет, это точно испортит мне все удовольствие.
Подняв руки и показывая, что я сдаюсь, я обошла вокруг нее и направилась к Ричарду. Нам нужно было поговорить, но вид чулок и белья Люси сильно портил предстоящий разговор.
Не мое дело, что он делает. Я спала с Жан-Клодом. У меня не было ни одного камня, который можно было бы бросить в Ричарда. Так почему я с таким трудом сдерживалась, чтобы не распсиховаться? Хотя, возможно, это один из тех вопросов, на которые лучше не отвечать.
Ричард вышел на крыльцо, пропуская меня в дом перед собой. Он закрыл дверь за мной и прислонился к ней. Мы вдруг оказались наедине, действительно наедине, и я не знала, что говорить.
Он стоял, прислонившись к двери, держа руки за спиной. На обнаженной груди бусинками блестела вода. У него всегда была отличная грудь, плюс – с тех пор, когда я последний раз видела его без рубашки, Ричард явно качался. Фигура казалась почти агрессивно мужественной, хотя пока не приняла тот гротескный вид, к которому так страстно стремятся все бодибилдеры. Он плотнее навалился на дверь, от чего мышцы на животе проступили четче. Когда-то я наверняка помогла бы ему вытереться. Волосы начинали подсыхать, образуя волнистую массу. Если он с ними что-нибудь не сделает, ему придется их намочить заново и начать все сначала.
– Люси вытащила тебя из душа без полотенца?
Не успев задать этот вопрос, я о нем пожалела. Подняв руку, я поспешила продолжить:
– Прости. Меня это не касается. Я не имею права ехидничать.
Он улыбнулся, почти печально.
– Думаю, это всего второй раз, когда я слышу, чтобы ты признавала, что ты не права.
– О, я часто бываю не права. Я просто не говорю об этом вслух.
Он опять улыбнулся, на этот раз своей обычной улыбкой. На фоне смуглого лица сверкнули белоснежные зубы. Многие считали, что Ричард загорелый. Я же знала, что это его собственный цвет кожи, так как видела весь комплект целиком. Он был типичным белым средне-американцем, из семьи, которая даже Уолтонов заставила бы выглядеть чужаками, но поколение или два назад в ней случилось нечто не такое белокожее.
Ричард оттолкнулся от двери и направился ко мне, мягко ступая босыми ногами. Больше, чем чувство такта, меня сейчас интересовала дорожка волос, сбегавшая от его талии под пояс.
