Все вышли из кабинета. Рослый шел последним, заметал следы. Тщательно закрыл на замки все двери, будто никто тут не бывал.
Ушастый и широкоплечий заглянули в караульную комнату. Охранники пришли в себя, сидели связанные с заклеенными ртами, настороженно следя глазами за подельниками. Ушастый уставился на охранников, словно раздумывал, что с ними делать? Он был бы не прочь пришить их прямо тут, однако решал не он. Потому свои желания закопал глубже, переглянулся с широкоплечим и буркнул:
— В машину этих баранов! Быстро!
И вышел из караулки в фойе.
Охранникам развязали ноги и, подталкивая в спины, вывели наружу. Прихватили с собой видеорегистратор с камер наблюдения. Затолкнули охранников в авто, прыгнули сами, и машина тронулась с места.
Кровельщик этой ночью не спал. Ему доставили мешок с содержимым сейфа Корозова. Леонтий вытряхнул все на стол. Деньги отодвинул в сторону, перелистал бумаги, мельком просмотрел, но ничем не заинтересовался. Впрочем, бумаги ему были не нужны. Главное, что Музыкант для Глеба оставил подарок в сейфе.
В то время, когда первая группа подручных Кровельщика орудовала в кабинете Корозова, вторая группа Леонтия из двух человек появилась на крыше больницы. По веревке один из них спустился к окну палаты Глеба. Осторожно прикрепил взрывчатку внизу оконного проема. Спустился на землю и дернул за нижний конец веревки. Его напарник на крыше отцепил верхний конец и сбросил вниз. Сам проворно спустился через чердачное окно и растворился в больничных коридорах.
Через несколько минут они встретились на улице. Спустившийся по веревке держал ее под мышкой. Сунул руку в карман, достал пульт дистанционного управления взрывчаткой и передал напарнику. А потом позвонил Кровельщику:
— У нас все готово! Сделали чисто. Заряд на окне! Можно приводить в действие! Жду команды!
Корозову с вечера плохо спалось. То не мог долго заснуть, то просыпался через каждые пятнадцать минут, мучили какие-то кошмары, не давали покоя тревожащие предчувствия. Среди ночи неожиданно проснулся, как будто что-то услыхал. Не открывая глаз, прислушался. За дверью не уловил никакого шума. За окном на дороге со свистом затормозил автомобиль. Глеб хотел повернуться набок, но сделал это неудачно, плечо и ребра отозвались болью. Кровать заскрипела. Он широко зевнул и открыл глаза. Рассеянный взгляд упал на окно, откуда слабо пробивалось уличное освещение.
Показалось, что за окном что-то мелькнуло. Он повернул голову, напряг зрение, но ничего не обнаружил. Веки больше не смыкались, а мозг начинал загружаться мыслями. Появилось раздражение. Он медленно сел, спустил с постели ноги. В темноте подумал: надо включить свет, все равно разгулялся уже, к тому же состояние непонятной тревоги не покидало. А мозг кипел, будто в лихорадке.
Обычно подобное состояние у него появлялось всякий раз перед тем, когда что-нибудь с ним случалось. Словно кто-то посылал весточку, сигнал тревоги. Но, как ни странно, в эту минуту Глеб не думал о себе. Он вспомнил о Тамаре Былевой, и его беспокойство набрало новые обороты.
Глеб сунул ноги в шлепанцы и осторожно оторвался от кровати, открыл дверь в коридор. Один охранник, с курносым коротким носом и мелкими веснушками на щеках, дремал на стуле, второй, с прямым чубом до бровей, топтался туда-сюда возле двери. В другой раз Корозов устроил бы разнос тому, кто дремал, но сейчас мозг нервически гнал Глеба мимо охранников в другой конец коридора. Он как был в одних трусах, так и шагнул из дверного проема, забыв накинуть на себя одежду. Это совсем вылетело из головы.
Курносый охранник вскочил со стула, метнулся в палату за халатом. Второй застыл на месте, точно ждал указаний. Ноги понесли Глеба по слабо освещенному коридору в сторону палаты, где лежала Тамара. Курносый догнал его, накинул синий халат на плечи. Корозов здоровой рукой поправил полы и снова зачиркал шлепанцами по плитке, создавая шум в ночном коридоре. Охранники держались у него за спиной.
Застопорился Глеб у двери в палату с Тамарой Былеевой. Охрана Тамары напружинилась. Он, поправляя сползающий халат, неспокойно спросил:
— Все нормально?
Недоумение охранников его разозлило.
— Я спрашиваю, ничего подозрительного не заметили? Ну что глаза вытаращили? Или меня никогда не видели? Я спрашиваю, отвечайте!
— Нормально, — оторопело в один голос отозвались охранники, переглядываясь между собой.
— Никаких звуков, шума? Ничего не слышали? Палату проверяли? Нет? Так чего вы мне мозги конопатите? Тащите сюда медсестру! — потребовал Глеб. Он не мог понять собственного гнетущего состояния, хотел убедиться, что в палате с Тамарой ничего не произошло.
Невысокий ростом юрко крутанулся и пустился за медсестрой, скуластый часто заморгал глазами и приоткрыл дверь в палату, просунул голову в щель, присмотрелся в темноте. Блеклый свет от ночных светильников на улице едва проникал сквозь окно. Все спокойно спали. Кровать Тамары стояла рядом. Женщина лежала на спине. В темноте нельзя было разглядеть ее лица, потому охранник обернулся к Корозову и шепнул не очень уверенно:
— Как будто все в порядке. Вроде бы спит.
— Как будто, вроде бы, — рассердился Глеб. — Жива?
— Да, — протянул скуластый и посмотрел на него с таким выражением на лице, словно его окатили ушатом холодной воды. — Все тихо. Нет никого, — и прикрыл дверь.
Подошла медсестра, высокая худая девушка с губками бантиком, на ходу застегивая белый халат и поправляя белый колпак на голове. Старательно строго посмотрела на Корозова. Но было хорошо заметно, что строгость у нее на лице напускная и какая-то сонно-детская. Это позабавило Глеба, он внутренне, первый раз за ночь, по-доброму улыбнулся.
— Почему не спите, больной? — спросили губки бантиком.
Глеб удивился. Какого ответа она ждала? Чтобы пожаловался на болячки и попросил болеутоляющий укол? Впрочем, вопрос был обыкновенно дежурный.
— Да вот, Мариночка, — отозвался вместо Корозова скуластый охранник, — мы беспокоимся, все ли нормально в палате? Нет ли там посторонних? Жива ли наша подзащитная? Ты бы посмотрела.
— А что случилось? — вскинула голову девушка, на ее лице появился испуг, она сразу вспомнила недавние события.
— Да ничего, — успокоил скуластый. — Посмотри и все.
Медсестра быстро и неслышно вошла в палату, приблизилась к Тамаре, наклонилась, постояла минуту, прислушиваясь к ее дыханию. Женщина пошевелилась, и медсестра с облегчением отступила. Покинув палату, плотно закрыла за собой дверь, с упреком выплеснула на охранников:
— Напугали, чертяки! Выдумали тоже! Спит она!
Глеб поежился, от сердца чуть отлегло, но некоторая тяжесть на душе продолжала оставаться. Он потоптался на месте. Неужто ложная тревога? Так, лезет в голову разная белиберда, черт знает что. Ни себе ни людям покоя от дурацких мыслей. Надо угомониться и пойти досыпать, пока еще чем-нибудь голову не забило.
