В тронном зале общение со знатью продолжилось. Поклоны, сдержанные улыбки, которые приходилось выдавливать из себя чуть ли не силой, бессмысленные разговоры. Рейкерд окружил себя змеями, лицемерами и ядовитыми шершнями, и Мэдоку не терпелось разворошить это осиное гнездо.
Взгляд хальдага скользнул по каменному трону, к которому вели, опоясывая его, три широкие ступени. На какое-то мгновение перед внутренним взором промелькнула сиротка, восседающая на троне подле него, но Мэдок тут же отогнал от себя эту абсурдную картину. Чтобы дочь мятежника и чудовища правила Харрасом… Это ли не попрание древних традиций и основополагающих законов хальдагов, которые он глубоко чтил и которым неукоснительно следовал? Её не возьмёшь даже в асави, с таким-то воспитанием и бунтарскими замашками.
Несомненно, в нарядном платье леди Адельвейн выглядела очаровательно и ею было приятно любоваться (хоть без платья сиротка выглядела ещё лучше), но какая из неё придворная дама? Да она даже cтанцевать наверняка не в состоянии, чтобы не оттоптать ноги своему партнёру, не наступить на шлейф танцующей рядом дамы или не запутаться в собственных юбках. Вон как напряжена: прямая спина, нервно закушенная губа, взгляд лихорадочно скользит по приглашённым. Волнуется, переживает и явно боится оконфузиться.
Следовало выяснить заранее, чему их там в обители всё-таки учили, но придворные развлечения были последним, о чём думал Мэдок. Когда объявили первый танец, он пригласил Винсенсию, краем глаза заметив, как Филиппа облегчённо выдохнула.
Решив не позорить ни её, ни себя, не стал дёргать сиротку и второй танец подарил леди Ротьер. Паулина, Марлен и снова Винсенсия… Мэдок терпеть не мог придворные забавы и каждое движение, каждое танцевальное па выполнял механически, считая часы, минуты и секунды до окончания бала.
Все его мысли были заняты первым испытанием, ну и немного, лишь самую малость, Филиппой. Та, вместо того чтобы расслабиться и наслаждаться праздником, теперь недовольно поджимала губы и стискивала бокал с такой силой, что даже удивительно, как тонкий хрусталь не треснул.
Короткий перерыв и снова танец, на который герцог пригласил невесту, что стояла рядом. Взял Паулину за руку, чтобы отвести её в центр зала, отчаянно уповая, что на этом пляски закончатся и они наконец смогут убраться из душного зала.
Но отвести первую наину де Горт никуда не успел. С трона неожиданно поднялся король, сбежал по ступеням и ринулся к его невесте. Первым порывом хальдага было схватить Рейкерда за шкирку и оттащить его от Филиппы. Вторым — врезать ему с такой силой, чтобы остался в отключке как минимум до следующей ночи. Все остальные порывы могли привести к похоронам его величества и казни самого де Горта.
Пришлось отказать себе в этом удовольствии.
Сам не понял, как сдержался, позволил увести наину и следующие несколько минут был вынужден наблюдать за тем, как Филиппа кружится в танце с коронованной тварью.
А танцевать она всё-таки умела…
Рука короля у неё на талии, пальцы, неторопливо поглаживающие её запястье… Разумом Мэдок понимал, что это жалкая провокация, попытка вывести его из себя, и ему не следует придавать значения выходке старика. Но с каждой секундной, с каждой новой застенчивой улыбкой, которую дарила его величеству Филиппа, он всё больше выходил из себя. Когда музыканты перестали играть, де Горту потребовалась вся его выдержка, чтобы не схватить невесту в охапку, не закинуть себе на плечо, как сделал это несколькими часами ранее, и не увести её куда-нибудь подальше. Спрятать за стенами своего дома. Если понадобится, посадить на цепь — её же была идея.
Но нужно, шерт побери, дождаться полночи, когда всё это закончится, а там уже будет видно.
Во время пира Филиппа продолжила испытывать на прочность его терпение. Бесстыдно флиртовала с сидящим напротив неё графом де Вейтом, который пожирал её таким голодным взглядом, словно за столом больше нечего было жрать. И ведь рядом сидели его наины, вот их бы глазами и облизывал!
Настроение продолжало катиться к шертам.
— Что с тобой происходит? — ворвался в его мысли голос д’Энгиена.
Друг сидел справа и, кажется, что-то ему рассказывал, но Мэдок не понял ни слова из сказанного хальдагом.
— Ты и раньше не радовал нас улыбками, даже по великим праздникам вроде этого, но сегодня у тебя просто зверское выражение. Кого убивать собрался? Надеюсь, не короля?
— Не искушай меня.
— Мэд, это всего лишь танец, — примирительно сказал Матис. — Подумаешь, покружил твою сиротку по залу. Зато девочке будет, что вспомнить в старости.
Де Горту же, наоборот, хотелось скорее забыть об этом танце.
Оставить в прошлом Рейкерда и их затянувшуюся распрю. Но Рейкерд явно не хотел, чтобы о нём забывали.
Объявив о начале охоты, его величество решил продолжить… не иначе, как рыть себе могилу. Вспомнил о древнем обычае, о ночи, которую с позволения супруги мог провести с чужой наиной.
Мэдок дёрнулся, когда стражники приблизились к Филиппе. Схватили её, растерянную и побелевшую, и повели к выходу.
— Стой… Де Горт! — зашипел ему на ухо Матис, вцепившись в плечо хальдага мёртвой хваткой. — Не будь идиотом! Я кому говорю?! — добавил, цедя слова, почувствовав, как тот пытается вырваться и броситься следом за наиной. — Разве не видишь, именно этого он и добивается. Хочет вывести тебя из игры ещё до её начала!
— Ночь аморалии? Он это серьёзно? — Герцог едва не сплюнул себе под ноги. — Уже давно надо было отменить этот бред!
— Вот когда станешь королём, тогда и упразднишь шертов закон. Но если сейчас пойдёшь предъявлять свои права на эту девушку и отбивать её у Рейкерда, можешь забыть о троне и обо всём, к чему так долго стремился. Из-за девчонки? — Матис поморщился. — Разве какая-то наина, с которой ты, между прочим, едва знаком, того стоит? У тебя есть ещё четыре. Всех не перепробует.
Мэдок ничего не ответил. Раздражённо дёрнул плечом и проследил за тем, как король и королева, взявшись за руки, покидают пиршественную залу.
Ублюдок и его змея.
Следом за правителем из зала начали выходить гости и придворные. Наины де Горта, перевозбуждённые всем происходящим, в ажиотаже перешёптывались, но под мрачным взглядом жениха примолкли и последовали за ним к выходу из каменной ловушки — королевского дворца.
Ночь аморалии… Об этой традиции уже давно не вспоминали!
Окунувшись в звёздную, морозную ночь, Мэдок почувствовал, как пламя в груди продолжает разгораться, и даже студёный холод не мог с ним справиться. Велев невестам забираться в кареты, хальдаг приказал Мороку следовать за ними, но тот не сдвинулся с места. Сидел на промёрзшей земле, глухо порыкивая, отзеркаливая чувства и настроение своего господина.
— В карету. Быстро! — Его всемогущество добавил в голос стали, и псу пришлось повиноваться.
Герцог забрался в неё последним. Оглянувшись на дворец, скрылся в экипаже, не переставая проклинать монарха, шертов обычай и чувство беспомощности, которое сейчас им овладело.
