— А я, кажется, постарела лет на десять, — обеспокоенно проговорила Одель, рассматривая своё отражение в до блеска натёртой серебряной ложке. — Вот уже и морщинки появились. Вот здесь, в уголках губ. Ужас!
— А ты что скажешь, Марлен? — Я с удовольствием опустилась в мягкое кресло и бросила взгляд по сторонам в поисках вейра, но его в столовой не было.
Может, уехал с де Гортом?
— Всё было… терпимо, — сдержанно описала свои приключения наина. — Но с главным заданием я, увы, не справилась.
— И я тоже.
— И я, — эхом подхватили невесты.
Лучше для меня!
— А где Паулина?
— Решила ужинать у себя в комнате, — ответила Одель, с ещё большим усердием оглядывая себя в ложке.
— А тебя куда забросило, Ли? — полюбопытствовала Винсенсия.
Я вкратце рассказала о своих злоключениях в тюрьме для прелюбодеек, а в ответ узнала, где отбывали повинность другие наины. Оказалось, что все пять локаций были примерно одинаковыми — старинные замки-поместья, в которых пятидесяти пяти юным девам трепали нервы.
— Как вообще можно сажать в тюрьму за измену? — уплетая нежнейшее мясо под ягодным соусом, негодовала я.
— Раньше и не такое вытворяли, — вздохнула Тиссон. — Только с приходом к власти прадеда Мэдока Стальные поумерили свой пыл. Король Герберн был хорошим, достойным правителем, и я думаю, его всемогущество станет таким же, если сумеет одержать победу над остальными.
Ого! Значит, мой Стальной принц — принц в полном смысле этого слова. Вон какие корни и кровь голубая.
Хотя нет, там по металлическим жилам, скорее всего, ртуть растекается.
— А потом к власти пришёл отец Рейкерда, и законы опять ужесточили, — горько усмехнулась Марлен. — И при нынешнем короле наинам тоже, увы, живётся не сладко. И не только нам.
— Как так вышло, что прошлый король передал корону своему сыну? Разве тогда Охоту не устраивали? — удивилась я.
— Ещё как устраивали! — заявила Одель, наконец решив воспользоваться ложкой по назначению, и теперь наслаждалась ароматным супом-пюре, который я уже успела съесть и благополучно забыть, что это сделала. — Просто Рейкерд стал победителем.
— Хоть ходили слухи, что ему помогли выиграть, — заговорщицким шёпотом проговорила Винсенсия. — Но, может, это всего лишь слухи. Рейкерд — очень сильный хальдаг. Ну или был таковым когда-то.
Вернулся Фрисо с большим серебряным подносом, на котором возвышался обильно политый розовым кремом бисквитный торт, да ещё и увенчанный короной из фруктов. М-м-м… Предвкушая ударную дозу глюкозы, которую собиралась в себя впустить, я отодвинула опустевшую тарелку, чтобы тут же придвинуть ту, что была поменьше, и услышала нежный голосок нашей очаровательной блондинки:
— Скажите, Фрисо, а куда отправился его всемогущество?
— В Царс, моя леди.
— В Царс… — эхом повторила Ротьер и весело так воскликнула: — О, Филиппа, милая, а разве не в Царсе находится твоя обитель?
Я оторвала взгляд от торта и приклеила его к наине.
Это сейчас что такое было?
* * * * *
— Расскажите о вашей воспитаннице, дочери графа Адельвейна.
— Филиппа, — лицо пожилой монахини, изборождённое глубокими морщинами, осветилось мягкой улыбкой, — дивное дитя. Усердная, прилежная, умная девочка. Тихая и скромная. А мы так боялись, когда её брали, что у нас с ней будут проблемы. — Служительница богини замялась и, явно немного смешавшись, тихо добавила: — Из-за её матери. Но, к счастью, иномирность в малышке никак не проявилась.
Тихая и скромная… Де Горт усмехнулся. Нет, ума его невесте действительно было не занимать, и он вполне мог предположить, что Филиппа и в самом деле в учёбе была прилежна. Но что касается всего остального… Дерзкая, норовистая девчонка!
Хальдаг не заметил, как руки сами собой сжались в кулаки. А вот монахиня обратила на это внимание. Поджала губы, нервно поправила массивный серебряный знак Созидательницы на груди, ещё больше подчёркивавший мрачность её широкого тёмного одеяния, и несмело поинтересовалась:
— Ваше всемогущество, неужели леди Адельвейн посмела вас чем-нибудь огорчить или разочаровать?
Разочаровать? О нет, разочарование было лишь малой толикой того, что он сейчас чувствовал. До сегодняшнего дня он даже не предполагал, что в принципе способен столько всего испытывать. Гнев, злость, досаду и даже глухую ярость. За то, что его обманули. За то, что Филиппа оказалась такой… Мужчина досадливо поморщился и мысленно закончил: за то, что подарила свою невинность другому.
Он и сам не понял, как оказался в небе. Смутно помнил, как отправился за Гертрудой и как вместе с ней взмыл к седым облакам. В себя пришёл уже на подлёте к Царсу. Острый взгляд хальдага выхватил из расползшегося по земле тумана размытые очертания обители, обнесённой высокими многовековыми стенами. Почти неприступными. И, находясь в этой тюрьме, в этой клетке, Филиппа каким-то образом умудрилась спутаться с безымянным мерзавцем и вертопрахом!
Мальчик из соседней деревни…
В окрестностях Царса деревень было немало, и какая-то часть хальдага рвалась объехать их все. Хоть разумом он понимал, что это будет чистейшей воды безумие и глупость — бегать от забора к забору, выискивая наглого молокососа. Да даже если бы и нашёл его, не убивать же подонка. Хотя, чего уж греха таить, такая мысль за минувший день не раз посетила Стального лорда.
— Ваше всемогущество, — осторожно позвала его монахиня, отрывая от размышлений о незавидной участи любовника Филиппы, — с ней что-нибудь случилось? По приказу барона Вейтера девочку так неожиданно от нас забрали. Сказали, чтобы передать вам в наины, но ведь мы не готовили её в невесты хальдага. Придворному этикету почти не обучали, не учили, как поддерживать светские беседы. Если Филиппа вас прогневала, так то не её вина, уж поверьте. Мы просто не знали…
Служительница богини остановилась и покаянно опустила голову, словно только что созналась в серьёзном проступке, а не просто защищала свою бывшую воспитанницу.
«Я ведь не думала, что стану наиной. Была уверена, что до конца своих дней проведу за толстыми стенами обители», — вспомнились слова Филиппа. Она и правда не думала, что когда-нибудь кто-нибудь захочет взять её в жёны. Тем более хальдаг. Вот только злости в нём от этого меньше не становилось, как и желания разыскать мальчишку и придушить собственными руками.
В этот час в саду, опоясывавшем обитель, кроме них больше не было никого. Лишь их следы оставались на припорошенных снегом дорожках и только их голоса вплетались в наполнявшую это уединённое место тишину.
— С Филиппой всё хорошо, — успокоил пожилую женщину Мэдок.
— А она… достойно проходит испытания? — спросила та с замиранием сердца. — Новости к нам доходят с большим опозданием, да и то не всегда.
