— На первом испытании леди Адельвейн показала себя более чем достойно. Сегодня проходит второе. Надеюсь, и с ним она тоже успешно справится.
— Буду молиться за неё нашей всемилостивой Ильсельсии. — Монахиня осенила себя священным знамением.
В то время как хальдаг с досадой подумал, как же не вовремя оно началось. Или, наоборот, вовремя? То, как он на неё набросился, не делало ему чести и уж точно не добавляло ему благородства. Вот только рядом с этой девочкой всё сложнее получалось оставаться сдержанным. Копить в себе эти разъедающие привычное хладнокровие эмоции, не имея возможности дать им волю.
Он и так в последнее время из-за неё сам не свой, а сегодня, когда пытался силой овладеть ею, как будто не принадлежал самому себе.
Ведьма, а не наина. Настоящая колдунья.
— Сестра Прийма, я бы хотел побольше узнать о её окружении. С кем она общалась здесь в обители и за её пределами?
— Здесь? — пожилая женщина ненадолго задумалась, а потом начала перечислять имена монахинь и воспитанниц.
— А вне обители? — нетерпеливо перебил её герцог, устав слушать то, что ему было совсем неинтересно.
Единственное, что его сейчас волновало, — это то, кто совратил его наину, а не те, кто обучал её, как надо правильно молиться и петь хвалебные оды их богине.
— Так сразу и не припомню никого, — развела руками служительница. — Наши воспитанницы редко покидают пределы обители, а если и покидают, то только под строжайшим надзором воспитательниц.
— Возможно ли тайно к вам пробраться?
— Нет, что вы! — Монахиня широко распахнула глаза. — Стены наши неприступны, ворота тщательнейшим образом охраняются…
Де Горт мысленно усмехнулся. Видимо, вариант подкупить привратницу пожилая Прийма даже не рассматривала.
— И что, в обители мужчины никогда не появляются?
— Нет, откуда же им тут взяться? — снисходительно улыбнулась монахиня, а потом добавила, нахмурив седые брови: — Разве что… В прошлом году у нас несколько месяцев гостил отец Себалд, преподавал историю Шареса. Очень образованный молодой мужчина. С ним так приятно было вести беседы долгими зимними вечерами за чашечкой чая.
Мэдок был бы рад услышать, что отцу Себалду было под девяносто. Но слова про молодого мужчину развеяли эту надежду и заставили с новой, яростной силой полыхнуть в душе пламя гнева.
Или, может, это была ревность? Герцог пока ещё не сумел до конца в себе разобраться и понять, какие же шерты правят бал в его сердце.
— Расскажите о нём, — потребовал он, сворачивая на боковую дорожку, что вела в глубь сада.
К досаде хальдага, монахиня о священнике почти ничего не знала. Отец Себалд предпочитал не делиться с прислужницами богини историями из своей жизни. Больше слушал, чем говорил, позволяя истосковавшимся по общению с внешним миром монахиням самим вести разговоры. Какое носил в миру имя? К какому принадлежал роду? В ответ Прийма лишь разводила руками, отчего кровь в хальдаге всё сильнее вскипала от ярости. Но приходилось сдерживаться и спокойным, ровным голосом, чтобы не напугать пожилую женщину, задавать вопрос за вопросом.
Обычно чести стать служителями богини удостаивались младшие сыновья знатных магических родов. Те, у которых магия почти не проявилась и которые не могли рассчитывать на наследство. По законам Харраса, всё богатство рода переходило к первенцам магов.
Среди хальдагов мальчики со слабо выраженным даром тоже встречались, хоть и очень редко. Сыновья в семьях Истинных и без того рождались нечасто, в основном богиня награждала Стальных дочерями, но если уж появлялись, то зачастую отличались ещё большей силой, чем их родители.
— Кто его сюда прислал и почему?
— Если мне не изменяет память, отец Себалд прибыл к нам по распоряжению архиепископа Даронского, — спрятав руки в широких рукавах своего одеяния, отчиталась монахиня. — А почему именно к нам, то мне не ведомо, ваше всемогущество. Его высокопреосвященство велел принять отца Себалда, мы повиновались.
Мэдок нахмурился. Архиепископ Даронский занимал в Харрасе высокое положение, был вхож во многие знатные дома, со многими старшими лордами Стального круга водил дружбу.
С каждой минутой де Горт всё больше укреплялся в подозрении, что не было никакого мальчика из деревни. Зато был подосланный священник. Кем? Неизвестно. Неизвестно, кто именно действовал через Даронского. И в открытую его не спросишь. Не тот это человек, которому можно задавать прямые вопросы.
Хальдаг не спеша шёл по заснеженному саду, заложив руки за спину, сопоставляя скудные имеющиеся у него факты. Кто-то явно хотел, чтобы его наиной стала Филиппа. Для этого сначала «убрали» Шиллу, потом позаботились о том, чтобы он не смог выкупить подходящего возраста девушку с Чистой кровью у своих старших собратьев и был вынужден обратить внимание на сиротку.
Супруги Вейтеры нуждались в деньгах и с радостью согласились отдать ему Филиппу. Могли ли они иметь отношение к истории со священником? Надо будет проверить.
Ещё один вопрос, который не давал де Горту покоя, и не давал — это ещё мягко сказано, буквально выворачивал его душу наизнанку: зачем было соблазнять Филиппу, лишать её невинности? Явно не потому, что девчонка запала этому Себалду в душу. Наверняка имелся другой, веский и важный, мотив. Должно быть, таким образом молодой священник (или кем бы он ни был) пытался привязать её к себе, влюбить в себя, чтобы потом использовать в своих целях, как марионетку.
Использовать против него, Мэдока.
Хальдаг и сам не понял, что царапнуло сильнее: осознание, что, возможно, пригрел у себя на груди змею, готовую в любой момент укусить и впрыснуть в него яд, или то, что Филиппа влюблена.
Вот почему она его к себе не подпускает. Не потому, что не желает становиться его женой или асави. Она в принципе не желает становиться его, принадлежать ему, делить с ним постель.
Просто потому, что уже успела разделить её с каким-то ублюдком.
«Найду — выпотрошу гада», — пообещал себе хальдаг.
Вслух же поинтересовался:
— Могу я осмотреть его комнату?
Если монахиня и удивилась просьбе Стального лорда, то виду не подала. Послушно кивнула и повела гостя к бесформенной серой громаде, которой представлялась обитель в наползающем со всех сторон тумане.
Как Мэдок и предполагал, осмотр кельи ничего не дал. Скромная обстановка небольшой комнаты не хранила даже следа присутствия здесь самозванца. А в том, что священник самозванец, герцог ни минуты не сомневался.
— Он не рассказывал, где служит? Куда должен был отправиться после того, как закончил… преподавать, — последнее слово хальдаг чуть ли не выплюнул, — у вас?
— Ничего не рассказывал, ваше всемогущество, — понуро опустила голову монахиня. — Как уже сказала, отец Себалд не любил о себе распространяться.