Кажется, Лиза, у тебя появилась ещё одна проблема. И с этим надо срочно что-то делать.
ГЛАВА 6
Кто бы мне ответил, почему у меня такое паршивое настроение. С ним я засыпала, добрых два часа промаявшись без сна в кровати. С ним же и проснулась, чувствуя себя грозовой тучей. Злой и голодной грозовой тучей, которая с удовольствием метнула бы в кое-кого пару-тройку молний.
Увы, метать молнии я не умела, да и мишени поблизости не было. Она, ну то есть он, сейчас наверняка проводит время с успешно попорченной невестой. Или уже напроводился и теперь досыпает в своей постели?
Подумав так, рухнула обратно на кровать и накрыла голову подушкой, от души желая себе под ней задохнуться. Вот зачем вообще о нём думаешь, Лиза? Как будто тебе больше не на чем сосредоточиться. Лучше сфокусируйся на очередной сходке участников Охоты и объявлении итогов. Сейчас только это имеет значение.
Я очень надеялась на победу и в то же время её страшилась. Одно дело представлять, как заполучу шута королевы, и совсем другое — осознавать, что это может случиться уже сегодня.
Как на мою просьбу отреагируют их величества? Остальные хальдаги, придворные, наины? Она как минимум прозвучит странно или того хуже — подозрительно. Да и де Горт вряд ли обрадуется новому квартиранту.
И тем не менее стоило рискнуть. Я и так в последнее время сама себя не узнаю. Чувство такое, будто катаюсь на эмоциональных горках с головокружительными виражами и смертельными поворотами: то злюсь, то ревную, то готова рычать и кого-нибудь покусать, а иногда, вот как сейчас, перед глазами темнеет от голода.
Не знаю, можно ли всё это отнести к первым признакам озверения, но как бы там ни было, мне просто жизненно необходим Теймен Вертальд.
Я едва дождалась появления Илсе с подносом и с жадностью набросилась на еду. Утолив голод, почувствовала себя немного лучше. Беззаботный щебет служанки, в который я вслушивалась, как в успокаивающую мантру, пока она помогала мне собраться, ненадолго отвлёк от тревожных мыслей. Правда, стоило снова остаться одной, как они вернулись и продолжили меня мучить.
Не желая маяться в одиночестве, спустилась в гостиную, надеясь убить время до поездки во дворец за разговором с Морсом или пообщаться с Одель и Винси. Видеть Паулину мне совершенно точно не хотелось. Что же касается Марлен… Но лучше не будем о Марлен.
Мне повезло, вейр обнаружился на своём излюбленном месте — дремал у камина на толстой шкуре, подсвеченной отблесками огня. Стоило мне войти в комнату, как он лениво повёл ухом, но глаза, как обычно, открывать не спешил.
— Как самочувствие? — убедившись, что мы одни, спросила я.
«Лучше, сиротка. Твоими стараниями и молитвами».
Приятно начинать день с хороших новостей.
Не знаю, какой шерт меня за язык дёрнул, но вместо того, чтобы оставить животное в покое, раз уж ему хочется спать, я поинтересовалась:
— Морс, а ты вчера, когда от меня ушёл, сразу отправился в покои его всемогущества?
«Так точно, цыпа. А что?»
— Да так, ничего, — ответила я как можно безразличнее. Заложив руки за спину, принялась прохаживаться по гостиной. От одного резного столика к другому. От обтянутого тёмно-зелёным бархатом кресла к такой же изящной кушетке. Обошла пуфик, понюхала цветы в вазе, потрогала малахитовую шкатулку, темнеющую на каминной полке из золотистого мрамора. После чего, не выдержав, повернулась к Морсу и добавила: — А что же герцог? Во сколько к себе вернулся?
Наверное, самое время стукнуть себя этой самой малахитовой шкатулкой. Вдруг мозги тогда встанут на место, и я перестану говорить и думать об этом деспоте.
«А то ты не знаешь, цыпа. Он же у тебя вчера остался».
Я промолчала. А что мне было ответить? Признаться, что мы опять погрызлись как кошка с собакой? И ладно бы погрызлись в буквальном смысле этого слова… Но это, кажется, опять из другой оперы.
«Ах вот оно что! — догадался по моей реакции дог. — Не у тебя он остался, а к другой невесте подался за теплом и лаской. И в этом нет ничего удивительного, цыпа. Ты только и делаешь, что рычишь на Мэда и пытаешься от него отбиться. А он, между прочим, пусть и Стальной лорд, но мужик всё же не железный. Сама виновата. Нечего перед ним в фурию превращаться, — ещё и упрекнул меня, дикая собака. — А вот интересно, кто же эта счастливица, удостоившаяся жарких объятий своего господина?»
Точно издевается.
— То есть вернулся он… — непонятно зачем продолжила я, теперь уже злясь на саму себя.
За то, что рот никак не закрывался. За неприятное щемящее чувство в груди и появившуюся на губах горечь. Разочарования или… Даже не знаю, как это называется.
«Только под утро», — закончил у меня в мыслях вейр, и я тихо усмехнулась.
На этом наш разговор прервался. Беззаботно чирикая, в гостиную вошли принаряженные Одель и Винсенсия. Следом за ними появилась леди ле Фэй, лицо которой, наверное, впервые за долгое время светилось улыбкой.
Марлен улыбается? Какие ещё нужны доказательства?
Что называется, всё с вами ясно.
— Доброе утро, Филиппа, — проворковала Ротьер, грациозно опускаясь на кушетку. — Ну что, готова принимать лавры победительницы от её величества?
— Не факт, что победительницей объявят меня, — ответила я, пытаясь заставить себя посмотреть на Одель и прекратить пялиться на Марлен.
— Если то, что ты нам рассказала, правда, у тебя очень высокие шансы, дорогая. — Ле Фэй подарила мне улыбку, отчего меня слегка перекосило. Приблизившись к окну, она устремила мечтательный взгляд на заснеженный сад, явно витая где-то в облаках.
Ну или, что более вероятно, в воспоминаниях. Свежих и горячих. Можно сказать, с пылу с жару.
Запретив себе думать о чужих горячих воспоминаниях, я отвернулась и увидела впархивающую в гостиную Паулину. Тоже чем-то довольную и светящуюся, как софит над полем во время футбольного матча.
Он что, и к ней вчера успел прогуляться? Видимо, одной показалось мало.
Мэдок Неутомимый. Ваше, блин, ненасытное величество.
Неутомимый и ненасытный явился сразу после Паулины. Обвёл свой цветник собственническим взглядом, поприветствовал нас скупым «добрым утром» и пригласил скорее вытряхиваться на улицу, чтобы втряхнуться в кареты и дружно покатить в королевскую резиденцию.
Пока завязывала ленты плаща, заметила, как Марлен бросает на этого Стального кобеля робкий, смущённый взгляд. Ресницы томно дрожат, на щеках румянец, нижняя губа призывно закушена. Как ещё локон не накручивает на палец — не представляю. В общем, безнадёжный случай.
Напомнив себе, что меня всё это не касается от слова «совсем», первой вышла на крыльцо, сбежала по ступеням и ринулась к карете. Хальдаг нагнал меня, прежде чем успела спрятаться от него в экипаже, распахнул дверцу и проговорил с таким холодом в голосе, что стёкла кареты тут же покрылись морозными узорами:
