На высокой банкетке для обуви Михаил расставил в два полукруга накопившиеся дома сувениры: китайских божков, индийские статуэтки, старые бронзовые и фарфоровые скульптурки, добавил пару бумажных цветочных бутонов из коробки для суши и чуть-чуть новогодней мишуры. Не по необходимости – просто для красоты. Тем более, что куда еще девать все эти бесполезные безделушки?
В самом центре чародей установил перевернутый цветочный горшок, на который и водрузил фотографию Анастасии, скотчем подклеив ее к ароматической лампе. А перед снимком водрузил купленную в церкви освященную восковую свечу.
В общем, получился самый настоящий алтарь – с фигурками как бы святых, с подношениями и украшательством.
Для заклинания это не имело ровно никакого значения – но Михаил любил, когда все выглядит изящно и достойно.
– Последнее, чего тут до сего часа не хватало, так это священного огня… – сказал ифрит, чиркнул заранее приготовленную каминную спичку и запалил ею алтарную свечу.
* * *
– Ох, мама… – судорожно сглотнула Настя, схватилась за сердце, влажно закашлялась.
– Подруга, ты чего?! – встревожилась Умила.
– Не знаю… – снова сглотнула женщина. – Дыхание вдруг перехватило. И сердце… Такое чувство, что оно вдруг остановилось… А потом снова пошло… Вот, черт! – Женщина снова резко выдохнула. – Я даже испугалась… Думала, что все…
– Молодуха ты еще для таких-то мыслей! – громко хмыкнула гостья. – Ближайшие лет пятьдесят можешь не беспокоиться. Тебе просто нужно выспаться. Слишком много работаешь. Давай-ка мы с тобой бутылочку сейчас дораскатаем, и я пойду. А ты баиньки ляжешь. Но только спать, а не за компьютер свой снова схватишься! Договорились?
Умила кинула себе в рот несколько ягод, после чего подняла с пола бутылку и протянула хозяйке:
– Давай, Настюха, подставляй!
Остатков вина хватило еще на два захода по половине бокала, и еще полчаса разговор продолжался под неспешное ощипывание винограда. Но потом Умила поднялась:
– Спасибо за поддержку, подруга. Поеду, поделюсь своими тайными мечтами с мягенькой подушкой. И тебе того же советую. – И, уже выходя за дверь, помахала на прощание рукой: – Удачи тебе в новой жизни, Настюха!
Однако Анастасия ее последней фразе никакого значения не придала…
Часть вторая
Любовь ифрита
Инвестор
Ночь наслаждалась покоем и безмятежностью. Здесь, в просторной квартире, ее тишину надежно оберегали новенькие стеклопакеты, а свет фонарей и отблеск фар от пробирающихся по двору автомобилей были не в силах добраться до окон аж четырнадцатого этажа вытянувшейся вдоль проспекта Славы высотки. И только мерцанию редких звезд дозволялось тревожить теплую негу спящего жилища. Элитная застройка настолько вознеслась над крышами старых кварталов, что хозяйка вообще не озаботилась занавесками – заглядывать к ней было некому и неоткуда.
На черном небе разошлись невидимые во мраке облака, и среди звезд внезапно обнаружился полумесяц. Его мертвенный свет легко пронзил оконное стекло, отразился от глянцевой дверцы микроволновки, от светлой приоткрытой двери и упал на большое зеркало, висящее в прихожей. Зеркало дрогнуло, вспучилось, наливаясь радужным пузырем – и бесшумно лопнуло, пропуская сквозь себя подтянутого человека в свободном комбинезоне из мягкого черного бархата и с бархатным же рюкзаком за спиной.
Однако никаких осколков на пол не посыпалось – поверхность зеркала снова растянулась в раме, словно пленка мыльного пузыря на проволочном каркасе, пару раз дрогнула и замерла. А таинственный гость, ступая мягко и бесшумно, скользнул в большую комнату, в которой напротив узкой мебельной стенки стояла просторная кровать, склонился там над спящей женщиной. Прислушался, провел над безмятежной смертной ладонью, извлек из-за пазухи небольшой пузырек, капнул из него на подушки справа и слева от хозяйки:
– …так бы деве смертной Анастасии спать, как сосна зимняя спит… – Вкрадчивый шепот смешался с ароматом свежеколотых дров, пополз по комнате, впитываясь в цветное сатиновое белье, в шерстяное одеяло и бамбуковые подушки и с каждым вдохом вливаясь в тело жертвы.
Гость уже более уверенно распрямился, спрятал флакончик с эфирным маслом и даже что-то замурлыкал себе под нос. Прошел по спальне, заглядывая в темные щели над мебелью и вытягивая оттуда маленькие глазки. Управившись с делом за пару минут, мужчина перешел в прихожую, выудив там еще две потайные камеры, затем просочился в ванную и на кухню.
Последний глазок обнаружился под вешалкой в прихожей, рядом с зеркалом. Спрятав его в карман, человек в бархате еще раз заглянул в спальню, усмехнулся:
– Спокойной ночи, Настенька, – отступил к зеркалу и уверенно вошел в стекло, словно перед ним находилась не крепкая преграда, а широкая арка. И исчез так же беззвучно, как и появился.
* * *
Двухэтажное здание «Домдорстроя-17» еще хранило следы былой роскоши, прогрессивности и промышленного дизайна. Ведь всего тридцать лет назад сандвич-панели на железном каркасе считались чудом передовых технологий, а яркие пятна всех цветов радуги, разбросанные по фасаду – смелым художественным решением. Но за каких-то пару десятилетий новаторство, стоившее хороших денег, скатилось в категорию дешевого ширпотреба – и восхищения больше не вызывало. А потускневшие краски, отслоившийся местами металл панелей и «лишайные» от стекловаты швы наглядно демонстрировали, что у хозяев уже не хватает денег даже на косметический ремонт.
По счастью, заказчики в этом месте появлялись редко. Жизнь «Домдорстроя» кипела на «площадках» – и именно туда клиентов вывозили в первую очередь. Показать имеющуюся технику, производственную мощь, продемонстрировать наличие запасов и работоспособность. Головная же контора являлась всего лишь местом для пребывания клерков. В нее, если повезет, с посторонними можно и вовсе не заезжать, обсуждая детали и подписывая документы в хорошем ресторане со всеми удобствами.
Однако кабинет Анастасии Комякиной находился именно здесь, «в офисе», слева от лестницы, за четвертой дверью по коридору.
Просторную комнату украшали стеновые панели МДФ под мореный дуб. Тоже былая роскошь – успевшая сильно подешеветь, слегка вспучиться и пятнисто выцвести в местах, куда падает свет из окон. Ламинат, само собой, тоже вытерся, а потолочные панели посерели. И только стол из искусственного камня оказался практически бессмертным и по сей день смотрелся как новенький. Что делало его вдвойне странным: мраморный письменный стол в практически картонном дешевом офисе!
Впрочем, столешница полностью скрывалась под стопками пластиковых папок и скоросшивателей, между которыми едва хватало места для ноутбука главного бухгалтера.
Наружность хозяйки кабинета вполне гармонировала с окружающей обстановкой. Дорогие серьги в виде бриллиантовых ромашек с рубиновой подвеской, но при том – русые волосы собраны на затылке под банковскую резинку, а из макияжа – только бледно накрашенные губы и тушь на ресницах вокруг голубых глаз. Светло-зеленый костюм из джерси явно сшит по фигуре, а не куплен на распродаже, однако под ним – дешевая блузка из мятого шелка. На пальце – перстень, сверкающий алмазной пылью, однако ногти – коротко стрижены, словно у шахтера. Хорошо хоть, покрашены, а не оставлены как есть.
