– Вызов принят, к вашему дому сейчас будет направлен патруль, – отозвались на той стороне.
– Спасибо! – Михаил отключился, после чего тут же разобрал выданный ведьмой телефон: выковырял аккумулятор, вынул симку и дважды сломал; вдоль и поперек. Облегченно вздохнув, с чистой совестью выбросил кусочки в мусорную корзину и летящей походкой отправился в просторные залы галереи.
* * *
Между тем, Умила Сохо все еще медленно вела свою подругу вдоль стены, указывая на полотна в тонких рамках:
– Вот работа талантливого мальчика. «Одинокая сосна». Смотри, с каким чувством нарисовано! Сверху вниз, над морем, внизу серые волны. Так и веет холодом! И всего за полтора миллиона.
– Полтора ляма за кусок грязной тряпки? – удивилась Анастасия. – Тут даже рамка всего в два пальца толщиной!
– Аскетизм рамки позволяет сохранить внимание к самому изображению, – наставительно объяснила галерейщица. – Работа же, согласись, великолепна.
– Не могу спорить, – кивнула Настя. Прихлебнула вина и кивнула: – Ладно, уговорила. Куплю. За одиннадцать тысяч. Рублей.
– Да мне одних комиссионных в двадцать раз больше полагается!
– Да я же не за комиссионные плачу, а за картину!
– Скажи просто, что тебя на мазню не развести, – рассмеялась Умила.
– Не развести, – покачала головой Настя.
– Тогда пошли объедаться канапе, – взяла ее под руку галерейщица. – Так как у тебя дела, подруга? Налаживаются?
– Ты о чем?
– Обо всем сразу. Как жизнь, подруга?
– Ты про работу? – Анастасия пожала плечами. – Жаловаться грех. Вроде как налаживается, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.
– А с личным? – подмигнула ей Умила.
– С личным? – Анастасия опять пожала плечами. – Жаловаться грех. Вроде как налаживается, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.
– Налаживается? Это как? – тут же заинтересовалась женщина и крепче сжала локоть спутницы. – Давай, давай, подруга, признавайся! Кто он, откуда? Давай, Настюх, рассказывай! Я же сейчас лопну от любопытства!
– Да есть один оболтус, – скромно улыбнулась Анастасия. – Не принц, понятно, но старается.
– Хорошо старается?
– Даже и не знаю, – задумалась женщина. – На меня похож. Все время только о работе тревожится. Теперь начинаю догадываться, как себя чувствовали мои бывшие. Когда все разговоры лишь о делах, и видишься только в постели.
– А чего еще от мужика надобно? – игриво пихнула ее плечом подруга. – Свое дело сделал, и пусть гуляет.
– Примерно так я и подумала, – согласилась Настя.
– Ну и как?
Анастасия посмотрела на нее и неожиданно улыбнулась:
– Ты знаешь, хорошо. Впервые встретила человека, с которым можно нормально поговорить. Его не корежит, когда я упоминаю про цемент, щебень, поставки и налоги. За одно это можно простить любые грехи! Кстати, это первый в моей жизни мужчина, который готовит мне завтраки. Не растворимый кофе в постель на Восьмое марта, а нормальный завтрак почти каждый день.
– Замолчи немедленно, Настюха, не то я умру от зависти! – замахала на нее галерейщица. – Смотри, не втрескайся в него ненароком!
– Даже и не знаю, подруга, – еле заметно дернула бровями женщина, повела плечами: – Иногда думаю, а почему бы и нет?
– Хочешь, приворотного зелья наварю? Так втюришься, по гроб жизни не оторвешься!
– Отстань, Умила. Ты же знаешь, во все эти побасенки для престарелых бабулек я никогда не верила.
– Тогда давай желанному твоему сварю. Вдруг хотя бы хахаль поверит?
– Он и так прилип, как банный лист.
– Могу отворотное снадобье сварганить.
– Не нужно.
– Точно не нужно? – чуть повернув голову, искоса посмотрела Умила.
– Нет!
– С тобой все ясно, подруга, – засмеялась галерейщица и крепко обняла Настю: – Рада за тебя! Пусть все у тебя будет хорошо! Теперь извини, мне нужно представлять героя вечера. А то ведь никто даже не догадывается, в честь чего удалось нахлестаться шампанским нахаляву?
Умила отошла к столу с угощениями, положила ладонь на плечо тощего клоуна в шелковой рубахе и в берете. Настя же отвернулась к ближайшей картине, на которой два енота выглядывали из-за соснового ствола. Но тут внезапно сильные руки подхватили ее, понесли, закружили, а горячие губы зацеловали глаза, нос, брови.
– Миша, пусти!!! – зашипела женщина, пытаясь отбиться. – Люди же кругом! Тебя что, та буйная тетка покусала? Которая вешается тебе на шею и шепчется на ухо!
– Осторожнее с метафорами, моя королева! – Молодой человек опустил ее на пол. – Муж сей экстравагантной леди входит в комиссию по благоустройству. Так что говорить о ней следует или хорошо, или ничего.
– Это та самая комиссия, что готова заплатить немножко денег за разбивку новых скверов на месте наших площадок? – прищурилась главбух. – Ладно, уговорил! Можешь с ней хоть целоваться, я отвернусь.
– Неужели ты ревнуешь, моя королева? – прошептал Михаил ей в самое лицо. – Забудь. Я твой верный раб, и никогда в жизни ни на кого не променяю, покуда ты сама меня не прогонишь. К тому же целоваться – это явный перебор. Андрей не поймет. Достаточно просто хорошего к ней отношения.
Михаил чмокнул женщину в кончик носа и разжал объятия:
– Тяпнем по шампанскому?
– Из-за тебя я не услышала, в честь чего устроен случившийся фуршет! – укорила своего спутника Анастасия.
– Какой-то заезжий маляр почтил галерею своим присутствием, – пожал плечами Михаил. – Наверное, знаменитый. Но раз он у Умилы Сохо не выставляется, значит, величина дутая. Просто пиар.
– Интересный аргумент, – удивилась Настя. – Кстати, Айвазовского или Рериха я здесь на стенах тоже не вижу. Они дутые?
– Они не входят в число твоих современников, моя королева, – слегка поклонился молодой человек.
Нежное воркование двух «голубков» не укрылось от внимания ведьмы, представляющей гостям Монтория Репнина, по паспорту Егора Ракова, которому церковный синод доверил роспись куполов нового храма в Заречье.
Душу Умилы разрывали тройственные чувства. С одной стороны – она ревновала ифрита к своей подруге…
Умом понимала, что Михаил для нее под запретом – как печной уголек для бумажного лебедя. Ибо чуть зазеваешься – и сгоришь! Понимала – но от этого осознания только сильнее завидовала своей подруге.
С другой стороны – она радовалась за Настю, буквально лучащуюся счастьем.
С третьей – если у подруги все хорошо, значит… Значит – у нее все плохо.
Смертная кормушка для ифрита стремительно накрывалась медным тазом…
