Он быстро встал и отошел, встрепенувшись, словно захотел быть от нее подальше.
– Ты, наверное, хочешь кофе.
– Ну, Дэнни, было бы неплохо. А если бы ты еще откопал шоколадное печенье… Этот отель, где мы остановились, видел бы ты их порции. Как будто детей кормят…
Она проследила за тем, как он скрылся в маленькой грязной комнатке с подносом и чайником. Дверь за ним захлопнулась. Она открыла ящик, в который он засовывал бумаги, когда она пришла, требуя открыть дверь. Под пачкой счетов был фотоальбом в твердой обложке, на кольцах. Она положила его на стол и начала листать. Это был журнал по делу Мэнтел. Вырезанные и приклеенные газетные статьи. На каждой черной ручкой были подписаны названия газет и дата публикации. Местная и британская пресса, некоторые за один и тот же день. Слишком большие по формату были приклеены за верхний край и аккуратно подвернуты. Их часто смотрели. Кое-где складки готовы были вот-вот порваться. Также была выцветшая копия отчета судмедэксперта и криминалиста. Фото Эбигейл с места преступления и еще одно на металлическом столе в морге.
На последней странице была фотография девушки, сделанная при жизни. Студийный портрет, по плечи, развернута боком к камере, лицо в анфас. Эбигейл обольстительно улыбалась. Фоном служила занавеска в мягкую складку, свет, возможно, отфильтрован, фото сделано в мягком фокусе. Макияж выглядел профессиональным, волосы подняты. Шея и плечи обнажены, на шее – жемчужное ожерелье. Она выглядела намного старше пятнадцати. Фото, должно быть, было сделано незадолго до смерти. Возможно, подарок отца на день рождения, подумала Вера. В его стиле. Но как фото оказалось у Дэна Гринвуда?
Из соседней комнаты донесся щелчок закипевшего чайника и звон ложки в чашке. Она сложила обратно газетные вырезки и закрыла альбом. Когда Дэн вошел с подносом, стол был пуст. Она сидела, откинувшись на спинку, и как будто дремала.
Часть третья
Глава тридцать четвертая
Все еще дул ветер, но теперь уже южный, мягкий, тяжелый от надвигающегося дождя. Эмма сидела у окна в Доме капитана и смотрела на улицу. Стоял ранний вечер. В кузнице горел свет. Она уже несколько дней не видела Дэна Гринвуда и жаждала увидеть его хотя бы мельком. Но тут ее внимание привлекли четыре пожилые женщины, выходившие из церкви. На всех них были шляпки, по форме напоминавшие перевернутые шампиньоны, сделанные из фетра или искусственного меха, и короткие шерстяные пальто. Казалось, они как будто наскакивали друг на друга в процессе разговора. В церкви прошла служба. Вечерня или встреча Союза матерей. Интересно, была ли там Мэри, заставила ли она себя выйти в свет. Эмма надеялась, что да. Ей не нравилось думать, что родители сидят взаперти в Спрингхед-Хаусе, среди пара и тишины, предаваясь мыслям об утрате сына.
Эмма на какое-то время задумалась над своей историей. Может, нужно ее подкорректировать? Переделать? Действительно ли женщины, выходившие из церкви, «наскакивали» друг на дружку? Как бы лучше это выразить? И действительно ли она жаждала увидеть Дэна Гринвуда, несмотря на то что теперь знала, что он бывший детектив, чья реакция на нее объяснялась смущением, а не желанием? Конечно, подумала она. Если уж какое слово и подходило под описание ее чувств, так это «жажда». Но почему? Все, что раньше казалось надежным, теперь трещало и шаталось. Прежняя жизнь, счастливая семья строилась на секретах и полуправде. Теперь же образ ее родителей и Джеймса казался размытым, словно край тающей свечи. После смерти Кристофера фантазия о Дэне Гринвуде казалась реальнее, чем что-либо еще в ее жизни. Она давала ей утешение, и Эмма жадно за нее цеплялась. Она хотела его больше, чем когда-либо.
Она оттащила себя от окна и пошла вниз. Джеймс сидел в гостиной с книжкой на коленях. Шторы были не зашторены. Как только она вошла, он снова принялся читать, но она видела, что он не может найти, где остановился. Он пытался сделать вид, что читает, ради нее. До ее прихода он сидел, глядя на огонь в камине, и мысли его были далеко отсюда. Впервые она задумалась, не было ли у него тоже вымышленной любовницы. Или даже реальной. Раньше она об этом не думала. Теперь же ее уже ничто не удивило бы.
Обычно чтение полностью захватывало его. Ему нравилось все, что помогало развиваться и содержало много информации, даже если это был вымысел. Сейчас он читал книгу о путешествиях, рецензию на которую прочитал в одной из воскресных газет и которую потом заказал по интернету. Он говорил, что упустил возможность получить образование и теперь хочет наверстать. Когда он говорил о книгах, которые читает, она чувствовала себя невеждой – несмотря на свой диплом. Но в последнее время, с момента смерти Кристофера, казалось, ничто не могло удержать его внимание. Она подумала, может, его снедает вина. Ему никогда не нравился Кристофер. А в тот последний вечер, когда он доставил им столько хлопот, он, возможно, даже желал ее брату смерти. Возможно, сейчас он сожалеет о том, что был настроен так враждебно.
Она села на пол перед Джеймсом, прислонившись спиной к его ногам, руками обхватив себя за колени. Она была так близка к огню, что почувствовала, как краснеет лицо. Ей нужен был физический контакт. Ощущение худых ног Джеймса, прикасавшихся к ее спине. Жар камина на лбу. Так она возвращалась к реальности. Без физического контакта она терялась в своих сказках. Путалась. Как когда убили Эбигейл, и все казалось таким нереальным.
Она повернулась к нему.
– Ты ни о чем не хочешь поговорить?
– О чем? – спокойно спросил он. Он перестал делать вид, что читает, и отложил книгу в сторону. На обложке был рисунок компаса, большого корабельного компаса в металлическом корпусе.
– Обо всем, что тут происходит. О Кристофере. Об Эбигейл. Поверить не могу, что это опять происходит. – Не те слова. Она не могла объяснить, что потеряла веру во все окружающее, в свою собственную память.
– Конечно, мы поговорим, если ты думаешь, что это может помочь. – По его тону было понятно, что он не понимал, какая в этом может быть польза. Раньше она бы с ним согласилась. Она считала постоянное анализирование человеческих отношений, так занимавшее ее друзей, когда они учились, странным, ненормальным увлечением. Рассусоливание и сплетни. Ей нравилась сдержанность Джеймса. После смерти Эбигейл слишком многие хотели обсудить с ней ее чувства.
– Нет, – быстро сказала она. – Это ведь не вернет Кристофера.
Они уложили Мэттью и только закончили ужинать, как в дверь постучали. Она подумала о том вечере, когда появился Кристофер, посмотрела на Джеймса, думая, не подумал ли он о том же, но он уже встал, чтобы открыть дверь.
Она услышала приглушенный разговор в холле, потом в комнату зашел Джеймс, а за ним – Вера Стэнхоуп и ее сержант.
– Инспектор Стэнхоуп хочет задать вам пару вопросов, – сказал он. – Вы не против?
Она подумала, что Джеймсу не понравилось, что их прервали, но, как всегда, судить о его эмоциях было трудно.
– Нет, конечно. Садитесь.
