– Я знаю, – сказала Эмма. – Я знаю.
– Полиция уже кого-нибудь арестовала?
Вдруг из задней комнаты появился Барри. Он встал, опершись руками о барную стойку, и смотрел на Эмму. Вопрос прозвучал резко, без вступлений и формальных прелюдий.
– Не говорили.
– Позор, – сказал Барри, и Эмма не поняла, считал ли он позором убийство, или неспособность полиции найти подозреваемого, или отсутствие коммуникации.
Один из игроков в дартс тоже стоял у бара в ожидании напитка и пробурчал что-то в знак согласия.
– Я угощаю, – сказал Джеймс. – Ну, в память о Крисе.
Через полчаса в пабе было так шумно, как Эмма и не мечтала. Дети включили какой-то музыкальный автомат и сидели в соседнем зале перед широким экраном, смотрели футбол, и их крики и свист то и дело заглушали музыку.
Она сидела у окна, болтала с девушкой одного из спасателей. Еще одна школьная знакомая. Эмма слышала, как та болтает о новом парне, о головокружительном романе, о предложении, но все это время думала о Джеймсе, который стоял у барной стойки и смотрел на нее. Чего он от меня хочет? О чем хочет поговорить?
Дверь открылась, и вошел Майкл Лонг. Он не потрудился придержать дверь, и она захлопнулась, но в зале было так шумно, что никто не обратил внимания. Вразвалку он подошел к бару. Эмма не слышала, о чем они говорят, но догадалась, что Джеймс предложил купить ему выпить. Хотя Майкл выглядел так, как будто уже пил, – взъерошенный и плохо стоящий на ногах.
– Ну ты и наглец.
Она с трудом разобрала слова, но чувствовала его враждебность – она ощущалась почти физически. Она смотрела на них в ужасе. Девушка продолжала болтать. Джеймс, видимо, его не расслышал и попросил Майкла повторить.
Майкл широко открыл рот и прорычал так, чтобы его услышали все, заглушая шум:
– Я сказал, ну ты и чертов наглец!
Разговор смолк. Запись в музыкальном автомате подошла к концу, и никто не включил новую. Из другого зала послышались раздосадованные аплодисменты упущенному пенальти. Майкл, казалось, был доволен оказаться в центре внимания. Он повернулся ко всем с театральным жестом.
– Вы бы с ним не пили, если бы знали то, что знаю я.
Вероника наклонилась к нему, перегнувшись через стойку.
– Ты не в себе, дорогой. Лучше тебе пойти домой.
Майкл, казалось, ее не слышал.
– Вы хоть знаете, с кем пьете? Знаете? Вы все думаете, что знаете его. Семьянин, лоцман, ходит в церковь. Вся его жизнь – ложь. Даже имя фальшивое. – Майкл заговорил тише, как будто они с Джеймсом остались одни в маленькой комнате, но Эмма его слышала. В баре воцарилась тишина. Все смотрели на него и слушали. Не было необходимости кричать. – Все должно было случиться иначе. Я хотел собрать больше улик и передать их инспектору. Но просто не мог выносить, как ты тут стоишь, смеешься и болтаешь. А все тебе сочувствуют.
– Инспектор уже в курсе, – сказал Джеймс. – Я ей рассказал.
На мгновение Майкл растерялся. Он стоял, открыв рот, с пузыриком слюны на нижней губе, пытаясь убедить себя в том, что Джеймс врет.
– Так почему она тебя не арестовала?
– Я ничего не сделал. Сменить фамилию – не преступление.
– Но ты дружил с Мэнтелом. Я видел фотки. Вы вдвоем стояли и улыбались.
Майкл качал головой, с трудом пытаясь прочистить мысли.
– Ты убил ту девчонку и отправил мою Джини в тюрьму. – В его голосе слышалось отчаяние. – Ты причастен. Зачем городить столько лжи, если тебе нечего скрывать?
– У меня достаточно причин ненавидеть Кита Мэнтела, – сказал Джеймс. – Но я не убивал его дочь.
Вероника вышла из-за стойки, подошла к Майклу и приобняла его.
– Ты сам не свой, дорогой. Неудивительно, учитывая, через что тебе пришлось пройти. Пойдем со мной. Я сделаю тебе горячее питье, и мы вызовем доктора.
Майкл позволил увести себя. За стойкой стоял Барри, переводя жадный взгляд с одного на другого, светясь от счастья.
Эмма словно застыла. Ее реакции замедлились, отключились. Она смотрела, как Джеймс идет к ней, но не могла пошевелиться.
– Пошли домой, – тихо сказал он. – Здесь говорить нельзя.
Вот что случается, подумала она, когда расслабляешься. Как из этого можно сделать счастливый конец?
– Пошли домой, – снова сказал он. Она почувствовала, что на них все пялятся. Встала и пошла за ним на улицу. Но как только они перешли дорогу, она остановилась на мостовой и посмотрела ему в глаза. На дереве рядом с их домом на ветру раскачивались ветви, отбрасывая тени ей на лицо.
– Что-нибудь из этого было правдой?
– Кое-что. Я сменил фамилию, когда мне был двадцать один год. Официально. На то были причины. Если хочешь, я тебе расскажу.
– А что насчет твоей семьи? Они правда все умерли?
– Не все.
– То есть ты обо всем лгал с самого начала.
– Нет. Когда я тебя встретил, я был тем, кто я сейчас.
– Ты убил моего брата?
– Нет! – закричал он. – Зачем мне это?
– Зачем ты лгал мне?
Она не могла этого вынести. Ей нужна была эта семейная история, она приносила утешение. Вдруг она развернулась и побежала в сторону кузницы.
Эмма бежит через всю площадь, держась в тени на случай, если пьяницы из «Якоря» все еще выглядывают наружу, и подбегает к кузнице. Толкает одну из больших арочных дверей, похожих на двери церкви, и заходит внутрь. Она смотрит на высокую крышу и черепицу. Чувствует жар огня и замечает пыль на полках с еще не обожженными горшками.
Сначала мастерская кажется пустой. Здесь царит тишина. Она бесшумно прикрывает за собой большую дверь. Дверь закрывается неплотно, но если кто-то проходящий по площади заглянет сюда, он увидит лишь полоску света. Она медленно проходит дальше. Она знает, что Дэн здесь. Чувствует это. Скоро он выйдет. Обнимет ее. Поедет с ней прямо в Спрингхед, чтобы она могла воссоединиться с ребенком. Она не в состоянии справиться со всем этим одна.
– Дэн. – Ее голос звучит сдавленно, как всхлип, но эхо разносит его по всей кузнице. – Ты здесь, Дэн?
Из маленькой кладовой доносится скрип. Не похоже на человека. Как будто крыса роется в мусоре.
– Дэн! – снова произносит она, и он появляется – как она всегда воображала – помятый, взъерошенный, полный желания увидеть ее. Она стоит очень близко к нему и чувствует запах глины на его руках. Ждет, чтобы он дотронулся до нее. Но тут она поднимает взгляд и замечает в двери кладовой еще кое-кого. На этот раз не инспектора, а человека, которого совсем не ожидала тут увидеть.
Глава сорок вторая
Отправив Эшворта «порыбачить», Вера отправилась в мастерскую. Двери были закрыты и заперты на навесной замок. Было еще утро, и она поехала к маленькому дому, где жил Дэн, постучала в дверь, но никто не ответил. Из дома по соседству вышла молодая женщина с коляской. Наверное, накануне она тоже уходила гулять, подумала Вера.
