Он медленно отнял ладонь от ее рта и тяжело вздохнул, качая головой.
Аглая грустно улыбнулась:
— Я не эта девушка. Я ведьма. Не невинна. Не хочу расправы над другими ведьмами. И никогда не прощу твои унижения. Я понятия не имею, что происходит в вашем проклятом королевстве. За что вы все сражаетесь и зачем устраиваете эти нелепые отборы. Я не княжна. Мой первый и единственный мужчина предал меня, изменяя с другой и используя меня для продвижения по работе. Так что я даже не шлюха. Я из другого мира. Но я женщина. А ты причиняешь мне боль. Ты ни разу не сказал мне ничего приятного или доброго. Каждое слово… — Аглая поднесла свободную ладонь к груди и сжала в кулак. — Каждое твое слово выворачивает меня наизнанку. Ты как будто ковыряешься у меня в груди. Это адски больно. Ты говоришь, что я твоя Невеста, элльлеле… Но если это значит, что ты собираешься обращаться со мной, как с вещью, которая все стерпит и простит, то я не та, кто тебе нужен. Если для женщин этого мира подобное нормально, то ты действительно ошибся. Я не буду терпеть унижения и насилие, как бы сильно ты мне не нравился.
Дамазы медленно закрыл глаза. А когда открыл их снова… кроме черноты расползшейся на радужку, там больше ничего не был видно. Одна сплошная темнота.
Он нависал над Аглаей, зажимая одной рукой запястье, а другой — шею. То ли ласкал, то ли пытался задушить.
Его голос снова звучал хрипло и неразборчиво. По-звериному. Но так прекрасно.
— Знаешь, почему я не хочу просить у тебя прощения? Потому что знаю, что ты меня не простишь. Потому что за это нет прощения. Я сам не могу себя простить. Ты — единственная, кто для меня важен. Меня ничто не оправдает, но… я не могу сопротивляться тебе. Если кто-то захочет тебя отобрать у меня, я не смогу сдержаться. Любой, кто смотрит на тебя, обращается к тебе — мой враг. Ради тебя я готов бросить все, что создавал всю жизнь. Волчьи сыновья бесстрашны. Никому не сломить наш дух. Но я в ужасе. Ты хотела правды? Правда в том, что я ненавижу тебя за ту власть, которой ты надо мной обладаешь. И люблю, не понимая за что.
Внутри все перевернулось от его слов. В горле застрял комок, и никак не получалось сделать вдох. В животе взрывались и рассыпались на миллионы искр горячие звезды. От его признания у нее началась лихорадка.
Аглая облизала сухие грубы. Черный взгляд Дамазы скользнул по ним, и она ощутила его как прикосновение. Горячее и влажное. Это было жутко и в то же время правильно.
— Откуда ты знаешь, что не ошибся? Ты ведь даже не можешь понять, что тебе во мне нравится. Я совершенно не такая, как ты хотел.
— Я никогда не задумывался о том, какой ты будешь. Но я не могу тебе сопротивляться. Не мо-гу-у-у… — Его ладонь соскользнула с ее шеи, двигаясь вниз, к бесстыдно выставленной напоказ груди. — Все в тебе идеально. Даже то, что ты ведьма. Мне нравится, что ты меня ревнуешь… Когда ты натравила воронье на ту девчонку… мне хотелось отыметь тебя прямо там, в лесу. Рядом с тобой я все время возбужден. Не могу нормально соображать. Из-за тебя вся моя жизнь стала бессмысленной. Ты хоть понимаешь, каково это: собирать по крупицам клан, а потом быть готовым отказаться от него, лишь бы быть с тем, кого клялся убивать? Но ради тебя я готов и на это.
Аглая села на столе. Дамазы продолжал к ней прикасаться. Он снова придвинул ее к самому краю, вклиниваясь между разведенных бедер, словно там было его место.
И так легко оказалось взять его в колыбель ног. Обвить их вокруг его талии, скрестить лодыжки, чтобы никуда не отпускать.
Он говорил о своих чувствах, о своей любви, как о чем-то мучительном, причиняющем боль. И эта боль их связывала.
Аглая не знала, чего хотела от него добиться, что хотела услышать, но упорно продолжала сопротивляться. Как будто кто-то управлял ею.
— Ты даже мне не веришь. С самой первой встречи ты унижал меня, называя шлюхой.
Он так резко толкнул ее к стеллажу, что перехватило дыхание. Аглая ударилась спиной о кожаные переплеты книг.
— Я должен был быть твоим первым мужчиной! Только я! Никого, кроме меня, ты не должна была знать. Ни о ком не должна думать. Ты моя. Моя. Моя. Моя. Только моя! — Он навалился на нее, обнимая сильными руками, прижимая к себе и продолжая, как заведенный повторять: — Моя. А ты не дождалась меня. Выбрала другого. Предала.
Аглая не выдержала. Перешла на крик, ударяя кулаком его сильное плечо:
— Но ты тоже не дожидался меня! Сколькие побывали в твоей постели? Сколькие желали отблагодарить Катонского палача за спасение? И сколькие еще будут пытаться привлечь внимание принца?! Ты не думаешь, как это больно, слушать когда другая просто говорит о тебе? Я ненавидела Элори в тот момент. И ненавидела Василину. За каждое слово, которое ты ей сказал. За каждый взгляд, который на нее бросил. А сколько их было до меня? Сколько еще будет?! И ни одну из них ты не назовешь шлюхой…
— Потому что никого из них нет. Если бы ты испытывала хоть половину из того, что чувствую я… Я вижу только тебя. Слышу только тебя. От всех запахов, кроме твоего меня выворачивает, а мой волк начинает сходить с ума. Сегодня ночью, выслеживая ведьм, я думал только о тебе. Я не могу ни на чем сосредоточиться. Перед глазами только ты. Дальше так жить невозможно.
Аглая не могла больше терпеть. Каждое слово резало ножом. Он говорил таким тоном, словно ничего хуже любви к ней с ним не случалось.
— Ну так убей меня! Отведи на костер! Покажи всем, что нашел ведьму, и избавь Фьорир от меня! А заодно и себя. Тогда тебе наверняка станет легче. А потом отправляйся к Василине. Она наверняка девственница и будет рада удовлетворить все твои желания! Ее не стыдно показать всему клану. Она не шлюха. И не сделает с тобой того, что сделала я. — Аглая кивнула на его лицо, покрытое едва заметной сеточкой шрамов от ожогов и черной татуировкой.
— Ты так и не поняла… — Он опять рычал. Зубы заострились, а клыки начали удлиняться. Перед Аглаей снова был зверь. И она уже начинала сомневаться: а есть ли в Дамазы хоть что-то человеческое? — Мне нравится то, что ты ведьма… Нравится, что ты можешь сделать то, что другим и в голову не придет. Мне нравится боль, которую ты мне причинила… Меня это возбуждает! И это ненормально… Я схожу с ума от твоего сопротивления. Ничего лучшего со мной не случилось. И ничего более ужасного.
Он приблизил свое лицо к ее и впился взглядом. Аглая сглотнула слюну, наполнившую рот. У нее появилось странное, совершенно дикое желание…
Она подалась навстречу Дамазы, легко стянула обуглившиеся клочья одежды, висящие на нем, и потянулась к его шее. Жгуты мышц напряглись, когда ее губы оказались совсем рядом с бронзовой кожей.
От ее частого горячего дыхания, по его мощной шее стекла капелька пота. Наверное, ему было нелегко говорить ей все это. Но Аглая чувствовала, что каждое сказанное им слово — правда.
Повинуясь внутреннему инстинкту, она медленно слизнула солоноватую капельку. Дамазы ощутимо вздрогнул. Дернулся в ее руках, словно зверь, попавший в капкан.
