Она молча стояла и ждала, а лунный свет сверкал в каплях воды на ее теле, Он подошел к ней и остановился пораженный, разглядывая ее прекрасное тело. У Сильваниуса было такое чувство, что они пришли друг к другу сквозь вечность и все это когда-то давно, задолго до их рождения, было уже предопределено.
Потом Сильваниус услышал нежную, тихую музыку, которая исходила не только от деревьев, но и от самой Эльфы.
Казалось, они двигаются, подчиняясь ритму этой мелодии, когда он обнял ее и прижал к себе.
Его губы коснулись ее рта, и он почувствовал, что она холодна и почти бестелесна.
Первые мгновения в его поцелуе не было никакой страсти, как будто он целовал нечто святое и духовное, чистое и вечное.
Но, когда он ощутил прикосновение ее тела, в нем стал нарастать жар страстного чувства, его поцелуй сделался настойчивым, глубоким, продолжительным, Сильваниус почувствовал, когда она прильнула к нему, что смог разбудить в ней тот же жар, что и накануне, которым горел и сам.
Никогда раньше, занимаясь любовью с многочисленными женщинами, он не испытывал такого чувства, которое сумела пробудить в нем Эльфа, когда они целовались в саду герцогов Девоншир.
Оно было настолько сильным и великолепным, что, проснувшись сегодня утром, Сильваниус засомневался, не придумал ли он все это.
Теперь он понял, что это было лишь малой толикой того чувства, которое Эльфа может пробудить в нем, и счастья, которое они могут испытывать вместе.
Он обнимал ее все крепче и крепче, и волшебство ночи входило в них, и расцветала их любовь, которая не походила ни на что ранее испытанное или даже воображаемое герцогом.
Эльфа принадлежала ему, а он ей, и разделить их было невозможно. В этот момент они казались не земными мужчиной и женщиной, а бестелесными божественными созданиями.
Ярко светила луна. Музыка деревьев становилась все громче, сливаясь с музыкой их сердец. Духи леса замерли в ожидании чуда.
Герцог поднял Эльфу на руки как пушинку и осторожно, как величайшую и самую хрупкую драгоценность, опустил на траву.
Потом было только неописуемое счастье и высшая свобода, которая на крыльях экстаза любви уносила их в — , бездонную высь…
Прошло много времени. Деревья своей тенью, словно защищая влюбленных от чужих глаз, накрыли их, а луна ушла за лес, когда Эльфа едва слышно прошептала:
— Я… люблю… тебя!
Ее голос был еле слышен, и это были первые слова, произнесенные во время их нынешней встречи. А ему казалось, что они рассказали друг другу о себе все и между ними больше не было секретов.
— И я люблю тебя, моя прекрасная Эльфа, моя дорогая, мое сердце, моя жизнь! — нежно вторил он.
— Я не… понимаю, как можно… чувствовать такой восторг, такое счастье… такое абсолютное совершенство и… остаться живым! — прошептала Эльфа.
— Я не испугал тебя?
Он догадался, что она улыбнулась прежде, чем ответить:
— Как меня… может… испугать… Сильваниус?
— Ты считаешь, что я именно такой?
— Ты — бог, которому я всегда… поклонялась и молилась, о котором грезила, гуляя в лесу, и когда… ты пришел сейчас… я поняла, что мечта моя воплотилась в жизнь. Я чуть не упала перед тобой на колени.
— Это я хочу упасть перед тобой на колени. Потому что ты самая изысканная нимфа, которая когда-либо выходила из волшебного пруда в этом лесу.
Эльфа рассмеялась от счастья.
— Волшебный пруд, — сказала она. — Когда я увидела его, то сразу поняла, почему ты в детстве любил приходить сюда.
— Ты знала, что я пойду за тобой в этот вечер? — спросил Сильваниус.
— Мне кажется… я знала почти наверняка. Деревья позвали меня сразу, как только я увидела их. Когда я вошла в лес, они показывали мне, куда… идти.
— Мне кажется, наша встреча у пруда в эту дивную ночь давно была предопределена.
— О, Сильваниус! Ты понял это! — воскликнула Эльфа. — Я никогда даже и не мечтала, что кто-то сможет понять это, а в последнюю очередь — ты.
Она почувствовала, что он обиделся на эти слова.
— Я не… имею в виду… бесчувственность, а лишь… я так много слышала… всякого о тебе, что считала тебя человеком… могущественным, но доступным… просто человеком.
— А теперь?
— Для меня ты… бог, который всегда был… частью моей жизни.
— Так же, как и ты была частью моей, хотя я и не осознавал этого. Только теперь, когда ты оказалась в моих объятиях, я наконец понял, что не только наш союз был предопределен с момента зарождения жизни на земле, но и что мы будем вместе целую вечность.
— Ты считаешь, что?..
— Мне потребуется вся жизнь, чтобы убедить тебя, что я говорю сейчас правду, но с первой минуты, как я тебя увидел, ты околдовала меня, и теперь я знаю, что ни одна женщина не может увлечь меня.
Эльфа радостно вскрикнула и еще теснее прижалась к нему.
Герцог нежно провел рукой по ее гладкой коже, прежде чем сказать:
— Почему я говорю» женщина «? Ведь ты не женщина, а — сверхъестественное существо, которое меня очаровало и околдовало.
— Я… хочу, чтобы ты… так думал.
— Почему?
— Потому что, — прошептала она, — я не знаю, почему… любовь… околдовывает и… полностью подчиняет людей друг другу.
Она еще теснее прижалась к Сильваниусу.
— Это волшебство… волшебство, которое… я почувствовала, слушая… слушая музыку листьев.
— Давай слушать ее вместе, — предложил герцог, — тогда мы никогда не ошибемся.
— Я ошибалась на твой счет… но теперь я буду любить тебя и поклоняться тебе… всегда!
Губы герцога нашли губы Эльфы. Его поцелуй был нежным, но требовательным.
Как только Сильваниус почувствовал ее тело в своих руках, он услышал музыку, которая звучала все яснее и громче. Он вновь ощутил, что трава и цветы, деревья и земля — все вокруг них живое, а они — часть этого волшебного мира.
Их поцелуи стали крепче, а губы горячее, и он почувствовал, как в ней опять загорелся ответный огонь его страсти.
— Люби меня!.. О, Сильваниус, люби меня! — воскликнула Эльфа.
Затем свет их душ слился и накрыл их, как свет луны накрывает деревья в ночном лесу. Любовь подняла их на свои сказочные крылья и понесла прямо к звездам.
Глава 7
Герцог проснулся с необъяснимым ощущением счастья.
Он лежал с закрытыми глазами и думал, что никогда раньше не испытывал такого счастья, удовлетворенности и полноты жизни.
Сильваниус открыл глаза и подумал, что шторы почему-то не отдернуты: вероятно, слуга приходил и, увидев хозяина крепко спящим, не решился его будить.
