– Ты и правда мог бы возродить сад?
– Конечно, но это займет некоторое время.
Я смотрю на ряды деревьев с легкой улыбкой. Сколько же лет прошло с тех пор, когда он был по настоящему цветущим. Как и все на Люмьере, сад пришел в упадок. Но если можно спасти деревья – то, может быть, можно спасти и весь остров.
– Хорошо. Давай так и сделаем.
Он улыбается, и на миг наши взгляды встречаются.
Мы обходим остров по периметру, и я показываю Бо остальные постройки. Он старается идти не слишком близко, следит, чтобы не коснуться моей руки, переступает по камням осторожно и не торопясь. Однако украдкой бросает на меня взгляд – когда думает, что я этого не вижу, – тогда я сглатываю, стискиваю зубы и не смотрю в его сторону.
Мы останавливаемся на краю утеса, в самой западной точке острова. Волны с силой разбиваются о берег, оставляя на камнях пену.
Так близко к морю песня звучит как громкий шепот прямо в наших головах. Как будто сестры стоят рядом с нами, дышат в затылок.
– Сколько человек умирает? – спрашивает Бо.
– Что?
– Сколько человек умирает в тот месяц, когда сестры возвращались?
Я скрещиваю руки на груди, ветер треплет волосы.
– Каждая из сестер забирает одного… обычно.
– Обычно?
– В зависимости от обстоятельств.
– Каких обстоятельств?
Я пожимаю плечами, вспоминая лето, когда пять или шесть тел были найдены на берегу. Песок в волосах, соленая вода в легких…
– Наверное, в зависимости от того, как сильна их жажда мести.
– А как они выбирают?
– Выбирают кого?
– Того, кого хотят утопить.
Воздух застревает у меня в горле. Ни туда ни сюда, как будто рыба заглотила крючок.
– Наверное, так, как выбирали себе любовников, когда были живы.
– Так что же, они влюбляются в тех, кого убивают?
Я решаю, что Бо иронизирует, но, когда поднимаю на него взгляд, замечаю, что его глаза потемнели, а полные губы напряжены.
– Нет, вряд ли. Дело тут не в любви.
– Значит, месть?
– Месть.
– Идеальное оправдание для убийств. – Бо переводит взгляд туда, где полоса тумана поднимается вверх с поверхности моря, как облако дыма.
– Это не… – Я заставляю себя замолчать. Убийства. Так и есть. Можно назвать его проклятием, но суть не изменится: каждый год здесь происходят убийства. Преднамеренные. Жестокие, варварские убийства. Чудовищные по своей сути. Череда убийств длится две сотни лет. Город заново переживает прошлое, которого не может изменить, год за годом приносит жертвы. Око за око.
Убийства предсказуемы, как фазы луны. Как приливы и отливы. Смерть приходит и уходит.
Бо не торопит меня. И я молчу. Все мысли забились куда-то в глубокую темную нору. Я дрожу, холод пронизывает насквозь.
Мы смотрим на бурное море, и я спрашиваю:
– Все-таки почему ты приехал сюда?
– Я искал работу, – повторяет Бо. – Сел на автобус и доехал до конечной остановки.
– И ты раньше никогда не слышал о Спарроу?
Бо смотрит мне в глаза. Капли дождя висят на его ресницах, стекают по подбородку, по темным волосам.
– Нет.
И вдруг что-то меняется в ветре.
Внезапно над островом повисает тишина, от которой у меня по затылку пробегает озноб.
Пение прекратилось.
Бо подходит к самому краю утеса – будто оттуда легче расслышать умолкшие звуки.
– Закончилось.
– Сестры нашли себе тела, – выдавливаю я из себя. Тишина впивается мне под ребра, заполняет легкие. Я знаю, что будет дальше. – Они возвращаются.
Закрываю глаза, прислушиваясь к безмолвию. Это произошло быстрее, чем во все прошлые разы.
Пришел черед убийств.
Предупреждение
Мы ждем смерти с замиранием сердца.
Мы знаем, что смерть неизбежна.
И все же мы содрогаемся, когда она хватает нас за горло и тянет на дно.
Мемориальная доска на каменной скамье на Оушен-авеню.
Открыта в 1925 году.
Глава 6
Резиновые сапоги утопают в грязи, дождь моросит непрестанно, по рукавам дождевика стекает вода. Я иду через сад.
Мы разошлись час назад. Бо вернулся в коттедж, а я, хотя и собиралась лечь в постель – голова все еще гудит, все мышцы ноют, – решила побродить по острову в одиночестве.
Вот и знакомый старый дуб в центре сада. Мы проходили мимо него совсем недавно, но не остановились.
Сад – мое самое любимое место на острове. Здесь, укрывшись среди старых деревьев, я чувствую себя в безопасности и позволяю воспоминаниям течь нескончаемым холодным потоком. Дуб стоит отдельно от других деревьев, потрепанный штормами и наполовину засохший. Он уже рос на острове двести лет назад, когда сестры Свон впервые ступили на этот берег, когда они еще были живы.
Я провожу пальцами по стволу и нащупываю контуры сердца, вырезанные давно умершими влюбленными. Этих людей уже нет на свете, но сердце сохранилось.
Опускаюсь на землю у подножия дерева, прислоняюсь к стволу и поднимаю глаза: по небу несутся рваные тучи, пойманные непостоянными океанскими ветрами.
Сезон начался. И этому зажатому между горами и морем городку не уйти от расплаты.
* * *
С океана надвигается шторм.
Часы у кровати показывают одиннадцать. Половину двенадцатого. Полночь. Мне не спится.
Встаю и бреду через холл в ванную. Мысли постоянно возвращаются к Бо. Даже здесь, на острове, ему грозит опасность.
Через две двери, из комнаты мамы, доносится гудение вентилятора. Ей нравится, когда дует легкий ветерок, даже зимой; говорит, что иначе снятся кошмары. Я включаю свет и смотрю на себя в зеркало: губы бледные, волосы висят сосульками, вид у меня – будто несколько дней не спала.
Внезапно луч света проникает сквозь окно ванной и отражается в зеркале. Я прикрываю глаза ладонью. Это не маяк. Это что-то другое.
Прищурившись, смотрю сквозь забрызганное дождем стекло в сторону пологого берега. К причалу, замедляя ход, приближается лодка.
Кто-то приехал на остров.
* * *
Торопливо обуваю сапоги, набрасываю плащ и выскакиваю в парадную дверь. Ветер с завыванием проносится над скалами, нагибает до земли жесткие стебли травы, путает волосы.
По причалу мечется луч света. Такие мощные фонари нужны, чтобы по пути через бухту не напороться в тумане на остовы кораблей. Слышатся негромкие голоса, по меньшей мере двух человек, и шаги. Кто бы это ни были, они не пытаются скрыть свое присутствие.
