– Лавку теперь не узнать, – говорит голос рядом со мной, и я вздрагиваю. Оливия Грин держит над головой черный зонтик, спасая свои гладкие черные волосы от дождя. Я смотрю сквозь нее на Маргариту и вновь поворачиваюсь к дому.
– Окна все те же.
– Точная копия, – отвечает она. Голос грустный, вопреки обыкновению. – Ничего не сохранилось.
– Совсем как мы.
– То, что живет так долго, не может остаться неизменным.
– Ничто не должно жить так долго, – замечаю я.
– Но вот они мы, – говорит она таким тоном, словно этим следует гордиться.
– Может быть, двухсот лет вполне достаточно.
Она резко выдыхает.
– Ты хочешь отказаться от вечной жизни?
– Зачем нужна такая вечность?
Мы с Маргаритой никогда не относились к нашему заточению одинаково. Она рассматривала его как удачу – вытянули счастливый билет, и наша жизнь будет длиться веками, а возможно, и вечно. Но она ничего не потеряла в тот день, когда мы утонули. Ни с одним мужчиной у нее не было настоящей взаимной любви – такой, как у нас с Оуэном. С каждым годом, проведенным под водой, с каждым летом, когда мы возвращались, чтобы отомстить городу, забрав у него молодых людей, мы теряли часть себя. Теряли свою человечность. Я видела, как сестры становятся все более жестокими, как обостряется их страсть к убийствам – и уже едва узнавала прежних Аврору и Маргариту.
Я тоже становилась все бессердечнее – однако не дошла до точки невозврата. Тонкая нить связывала меня с той девушкой, которой я была раньше, и этой нитью был Оуэн. Лишь воспоминания о нем удерживали меня от полного погружения в темноту. Теперь такая же нить связывает меня с Бо. С реальным миром. С настоящим.
– Большую часть нашей жизни мы проводим в плену, на дне, – говорю я. – Там холодно, темно и безотрадно. Это не настоящая жизнь.
– Я просто игнорирую это время, – немедленно парирует она, – и тебе тоже стоит попробовать. Отпусти свой разум и спи, пока не наступит новое лето.
– Для меня это не так просто.
– Ты всегда сама все усложняешь.
– О чем ты?
– Например, о твоих отношениях с мальчишкой Бо. Ты только оттягиваешь неизбежное. Просто убей его и наконец успокойся.
– Нет. – Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на нее, тень от зонтика падает на лицо. – Я знаю, ты пыталась затащить его в бухту.
В ее глазах вспыхивает огонек, будто она в восторге от того, что чуть не утопила парня, которого я люблю.
– Я лишь хотела помочь тебе завершить начатое. Если уж Бо тебе так нравится, забирай его с собой в море, и он будет с тобой вечно.
– Такой он мне не нужен. Не хочу, чтобы и его душа, как наши, попала в ловушку.
– А какой он тебе нужен?
– Живой. Настоящий. Здесь, на суше.
Она хохочет – громко, в полную силу, и проходящая мимо пара поворачивается в нашу сторону.
– Это абсурд. И к тому же невозможно. Сегодня последняя ночь, чтобы сделать его твоим.
Отрицательно качаю головой. Я этого не сделаю.
– Я не такая, как ты.
– Ты точно такая же. Мы же сестры. У тебя такая же холодная кровь, как у меня.
– Нет, тут ты ошибаешься.
– Ты забыла про Оуэна? Как он предал тебя? Может, не выболтай он про твое родимое пятно, тебя бы не признали виновной и не утопили вместе с нами. Вы могли бы прожить нормальную жизнь. Но нет, – она растягивает губы в волчьем оскале, – мужчинам доверять нельзя. Они что угодно сделают, лишь бы спасти свою шкуру. Жестокие они, а не мы.
– Оуэн не был жесток, – почти кричу я. – Ему пришлось рассказать.
– Да неужели?
Я с трудом сдерживаю бушующую в груди ярость.
– Не сделай он этого, его сочли бы нашим пособником и тоже убили.
Она приподнимает бровь.
– Так или иначе, он все равно умер.
Я больше не в состоянии стоять и слушать Маргариту. Она не знала настоящей любви. Даже при жизни заводила романы исключительно для развлечения: ради мужского внимания, ради азарта, в конце концов ради удовольствия заполучить то, что ей не принадлежало.
– Оуэн пытался спасти меня, поэтому и погиб. Он любил меня. И Бо любит меня. Но тебе этого не понять. Ты не способна любить.
Я поворачиваюсь и ухожу прочь.
– Кстати, ты слышала? – кричит она вдогонку. – Наша дорогая сестрица Аврора освободилась из лодочного сарая, и не без посторонней помощи. Похоже, кое-кто решил, что она невиновна.
– Конечно, виновна! – рявкаю я через плечо, и Маргарита внутри Оливии недовольно корчится. – Все мы виновны!
* * *
Пирс скользкий от дождя. Волны размеренно набегают на берег – балет под управлением ветра и прилива. Я забираюсь в лодку и завожу мотор. Несколько настойчивых лучей солнца пробиваются сквозь темные тучи, заливая светом нос лодки.
Вечером на Копперс-Бич состоится вечеринка в честь летнего солнцестояния, знаменующего окончание сезона. Но меня там не будет. Я останусь на острове вместе с Бо. Останусь в этом теле – чего бы мне это ни стоило. Как бы не было больно, я буду с этим бороться.
И все же я чувствую все нарастающую тревогу. Что-то нехорошее таится в этих водах и в надвигающемся шторме. Никто из нас не останется прежним после сегодняшней ночи.
Корабль
«Леди Астор», принадлежавшее Тихоокеанской пушной компании торговое судно водоизмещением в двести девяносто тонн, вышло из Нью-Йорка в ноябре 1821 года. За пять месяцев пути оно обогнуло мыс Горн и, пройдя вдоль всего западного побережья Америки, прибыло в город Спарроу, штат Орегон.
Судно доставляло зерно и продовольствие в труднодоступные прибрежные районы. Кроме того, на борту было два с лишним десятка пассажиров – храбрецов, которые рискнули отправиться в дебри Орегона, где большая часть земель была еще малоосвоенной и опасной. Среди них были три сестры – Маргарита, Аврора и Хейзел Свон.
В первые четыре месяца путешествия они пережили множество штормов и бессонных ночей, когда корабль раскачивало так немилосердно, что почти все, кто находился на борту, включая команду, страдали от морской болезни. Но сестры не хватались за животы и не переваливались через борт, не закрывали глаза ладонями, умоляя океан прекратить их мучить. Они втирали в виски бальзамы и пили настои из трав, которые помогали успокоить желудок. А вечерами прогуливались по палубе, даже в дождливую и ветреную погоду, и пристально вглядывались в Тихий океан, страстно желая наконец увидеть на горизонте берег.
– Остался всего месяц, – сказала Аврора в один из таких вечеров, когда сестры стояли на носу корабля, а над ними в ясном бескрайнем небе кружились яркие звезды. – Как вы думаете, все будет так, как мы представляли?
