– Но твоя репутация пострадает, – возразила я.
– Не думаю. Я – богатая наследница, и если сбежала с подругой, чтобы помочь ей добраться до… кстати, а куда ты собиралась добраться?
– На Западную заставу. – Я больше не видела причин скрывать это от Амелии.
– Помочь добраться на Западную заставу, – послушно повторила она, – то почему бы и нет?
– А как в это все вписывается Этьен?
– Этьен?
– Граф Ренье.
– Ты называешь его по имени? – встрепенулась Амелия, с интересом посматривая на меня.
Я слегка смутилась.
– Да. А что в этом такого?
– Ничего… – Глаза соученицы лукаво поблескивали. – В конце концов, он молод, привлекателен и, судя по всему, достаточно обеспечен…
Вот тут я рассердилась:
– Амелия, немедленно прекрати эти намеки! Я не собираюсь выходить замуж за графа Ренье лишь потому, что он помог мне в трудную минуту и позволил обращаться к себе по имени!
– Ну и зря! – отпарировала та. – Уверяю тебя, счастливые браки начинались и с меньшего!
– Вот как? Сама-то ты не стремишься выйти замуж за своего жениха!
– Потому что он…
– Что? – Я прищурилась. – Только не говори, что он слишком стар для тебя.
– Нет… не стар…
– Тогда я, право слово, не понимаю, почему ты так упорствуешь! Неужели просто из духа противоречия?
– Нет… – Амелия смутилась. – Понимаешь… Граф Аттисон… он ведь даже не потрудился узнать, как я выгляжу. Что ему стоило встретиться со мной до бала, чтобы познакомиться?
– Может быть, он узнал о помолвке совсем недавно, как и ты? – предположила я.
Амелия покачала головой.
– Он знал о ней очень давно, но не придавал значения, – с грустью поведала она.
– Возможно, просто считал тебя слишком юной…
– За эти семнадцать лет он ни разу мной не поинтересовался. Не спросил, что я думаю или чувствую. Да и на бал явился лишь потому, что срок принесенной клятвы истекает и если он не женится, то лишится…
– Чего? – я невольно подалась вперед, слишком уж зловеще звучал голос моей соседки.
– Точно не знаю, – призналась Амелия. – И гувернантка, и мама, и даже отец всякий раз краснели, когда я задавала этот вопрос. Но, видимо, чего-то очень важного. – Она вздохнула. – Знаешь, графиня Аттисон много времени проводит в столице, но и в поместье нередко приезжала. Мы сидели на веранде, пили чай, и она рассказывала о своем сыне. Какой он умный, красивый, благородный… Откуда же мне было знать, что все эти разговоры бессмысленны, а его даже мое платье интересует больше, чем я сама…
Амелия с несчастным видом вновь прикусила губу. Сейчас она меньше всего напоминала веселую избалованную девчонку, какой я привыкла ее видеть. Повинуясь порыву, я сжала ей руку:
– Поверь, узнав тебя поближе, граф Аттисон может переменить свое мнение.
– Узнав меня поближе, он предпочтет радоваться, что так удачно избавился от неугодной невесты! – хмыкнула соученица, вновь обретая обычное расположение духа. – Скажи, а здесь кормят?
– И вполне прилично, – уверила я, вставая, чтобы отдать распоряжение принести в комнату ужин для Амелии.
Признаться, мы обе очень устали и потому после ужина сразу устроились в кроватях. Амелия заснула, а я все ворочалась. Тревожили мысли об Этьене, вынужденном ночевать на сеновале. Должно быть, там гуляют сквозняки, лежать неудобно и жестко, да и народу вокруг полно. Тот же Гарри наверняка храпит! Человек знатного происхождения к такому точно не привык.
В конце концов я все-таки задремала, чтобы по привычке проснуться с колокольным звоном: в соседнем селе прихожане спешили к утренней службе.
Амелия все еще сладко спала, подложив ладонь под щеку, а я решила спуститься в общий зал, где царила суета. Не заметив там знакомых лиц, вышла из здания, и ноги сами привели меня на сеновал. Этьен не обнаружился и там. Хмурый Гарри как раз чистил лошадей, когда я подошла узнать, где его хозяин.
– За ворота ушел, куда – не знаю, – буркнул кучер. – Глаза б мои его не видели! Это же надо так храпеть!!!
Подавив невольный смешок, я направилась прочь.
Стоило отдалиться от ворот «Оазиса» всего на десяток шагов, как слух начал отдыхать от беспрестанного шума – людских возгласов, лошадиного ржания, лая собак, звона посуды… Здесь было, конечно, не пустынно, но значительно тише и спокойнее.
Этьен сидел на груде сосновых бревен, накинув сюртук на плечи (неожиданно теплая погода действительно не требовала большего), и подбрасывал на ладони маленький камушек. Немного подумав, я приподняла юбки и вскарабкалась к нему. Это казалось безопасным, поскольку бревна были достаточно широкие. Села рядом. Он покосился на меня, приветливо улыбнулся и продолжил свое занятие.
– Спасибо, – сказала я, тронув его за рукав. – За то, что не выдал меня вчера.
Камешек на миг замер в руке и снова взлетел в воздух.
– Обращайся.
– Почему ты так поступил?
Этьен не без удивления воззрился на перехваченный мной трофей. Серый, с красными прожилками и неровными краями. Простой, в наших местах таких немало, но красивый.
– А почему бы нет?
– Ну, я ведь тебе солгала.
В серых глазах заиграли смешинки.
– А вдруг я тоже?
Вытащив камушек из моей раскрытой ладони, Этьен возвратился к прежнему занятию.
– И потом, ты просто был совершенно не обязан.
– Точно. А ты была не обязана поправлять мое материальное положение при помощи фамильного перстня.
– А ты был не обязан пускать меня в свою карету.
– Ошибаешься. Я же не мог постирать твой плащ!
– Он не мой, – покаялась я. – Это плащ нашей горничной. Я взяла его, чтобы сбежать из пансиона.
– То-то я думал, что ты какая-то странная. Манеры дворянки, туфли тоже, а плащ как будто с первой попавшейся девицы сняла.
Я хмыкнула, вспоминая собственную мысль про его фрак. Но тут дело было, конечно, не в конспирации, а в моде, которая диктует порой весьма своеобразные правила.
– Ну, дворянка я теперь так, только если для красного словца приплести. В бегах аристократизм не очень-то ощущается.
– Он везде ощущается, – не согласился Этьен. – Хоть тысячу раз попытайся стать настоящей горничной или лавочницей – не выйдет. Это в крови.
– И все равно, – не сдавалась я. Думать о собственной судьбе не хотелось, а вот понять до конца мотивы спутника – очень даже. – Если бы меня обнаружили, это могло плохо сказаться на твоей репутации.
Тут произошло нечто странное. Этьен запрокинул голову и неприлично громко расхохотался. Даже камушек перестал подбрасывать. Я с немалым скептицизмом наблюдала за этим приступом веселья.
