– Я согрешила, – продолжала та.
Следовало, конечно, первым делом во всем признаться, но столь горячее желание исповедаться, казавшееся ему совершенно нехарактерным для Амелии, заставило Рейнарда изменить тактику.
– Слушаю тебя, – следовало добавить «дочь моя», но уж в роли дочери Рейнард хотел видеть Амелию меньше всего. Хотя… мысль о том, что у него будет дочь с огромными черными глазами и взрывным характером, показалась весьма интересной. Особенно же интересным было, что должно предшествовать рождению дочери.
– У меня очень много грехов, – тем временем вдохновенно произнесла девушка. – Я даже не знаю, с которого из них лучше начать.
– Начни с того, что представляется тебе самым важным, – предложил «святой отец», выныривая из своих не слишком благопристойных мыслей.
– Это тоже трудно. – Рейнард живо представил, как она хмурит брови, а на лбу появляются вертикальные морщинки. До боли в пальцах захотелось провести по ним рукой, разглаживая смуглую кожу. – Вот, например, очень тяжелый грех. Чревоугодие. Я очень люблю шоколадные конфеты. Могу за один раз съесть целую коробку!
Граф Аттисон с трудом подавил смешок.
– А это отражается на твоей фигуре, дочь моя? – приглушенным голосом спросил он.
– Нет, – с гордостью, не слишком уместной во время исповеди, ответила девушка.
– В таком случае не печалься. Раз ты ешь конфеты и не толстеешь, стало быть, Создатель не гневается на тебя за эту слабость, – милостиво изрек Рейнард.
– Вот как? – Амелия задумалась и наверняка прикусила губу. – Да, наверное, вы правы, святой отец…
– В любом случае будь осторожна, ведь кто-то может и воспользоваться этой слабостью, – наставительно произнес Рейнард.
– О, спасибо за совет! Но это не единственный мой грех, – продолжала Амелия. – Два года назад я совершенно неподобающим образом залезла на дерево, чтобы снять с ветки котенка.
– Котенок это пережил?
– Да. Теперь он живет у нашей кухарки.
– Тогда это не грех, а, наоборот, благородный поступок! – Рейнарду начинала нравиться эта игра. Было что-то забавное и по-детски наивное в том, как Амелия перечисляла свои проказы.
– А измена жениху считается тяжелым грехом?
Вопрос заставил Рейнарда подскочить. Ударившись макушкой о потолок кабинки, он сдавленно охнул и пробормотал ругательство.
– Простите, отче, что вы сказали? – Амелия приникла глазом к решетке, пытаясь рассмотреть, что происходит с другой стороны.
– Ничего, – пробурчал тот. – Сначала поведай, в чем суть измены.
– Ну… Начну с того, что мой жених – человек весьма дурного нрава.
Граф Аттисон втянул носом воздух и с силой сжал кулак, чтобы не раскрыть себя прежде времени. Уж теперь-то он должен был пойти до конца и узнать всю правду.
– Такого уж дурного?
– О да! Практически невыносимого. Он постоянно сквернословит, совершенно не разбирается в моде и запоминает женщин лишь по платью.
Рейнард закатил глаза: далось же Амелии это платье!
– Может быть, за ним водятся более тяжкие грехи? – поинтересовался он.
– Что может быть тяжелее перечисленного мной? – фыркнула девушка.
– И что же, у него нет никаких достоинств?
– Святой отец, да кому он здесь интересен? – возмутилась Амелия. – Мы же говорим не о нем, а обо мне, не правда ли?
– Верно, – сквозь зубы процедил Рейнард.
– Мне кажется, вы не слишком одобряете меня, отче…
– Я – лишь слух Божий, – графу Аттисону пришлось поднапрячься, чтобы вспомнить стандартную фразу, которую жрецы обычно говорят исповедующимся. – Продолжай, в чем твой грех?
– Понимаете, я… я изменила своему жениху.
– Когда?
– Не так давно… В помыслах. Засмотрелась на кузена одной воспитанницы нашего пансиона и подумала, что было бы неплохо, если бы этот юноша меня поцеловал… ведь мой жених так до сих пор и не удосужился это сделать!
Рейнард испытал чувство облегчения, но следующие слова девушки заставили его снова насторожиться.
– А потом… я… я решила поцеловаться с нашим привратником.
Через решетку Амелия наверняка могла услышать зубовный скрежет. Рейнард изо всех сил пытался вспомнить того привратника! Молодой он? Вроде бы не слишком… С другой стороны, и сам Рейнард гораздо старше своей невесты…
Впервые в жизни граф Аттисон пожалел, что мало внимания обращает на прислугу. Впрочем, мысли о преимуществах социального равенства не захватили его надолго, ибо, как оказалось, девушка еще не закончила.
– А потом в конюшнях я встретила Джонни, – всхлипнула она.
– Джонни?
– Да, конюха… Вот ему я отдалась на сеновале по-настоящему!
По звукам, донесшимся из второй части исповедальни, юная прихожанка могла заключить, что кто-то роет в скамье яму при помощи когтей.
– Вы не представляете себе, как он божественно красив, святой отец! У него такие мягкие светлые кудри, такие чувственные губы, такие нежные пальцы! И потом, он одинаково легко узнает меня и в платье, и без него, не то что мой жених!
– Далось же вам это платье! – прорычал «святой отец».
– Потом еще был молочник Хьюго, свинопас Пит и часовщик мистер Донеллан…
– Да у вас там не пансион, а проходной двор! – взревел Рейнард, даже не заботясь, что его могут услышать в храме.
– Все дело в ограде, через нее очень легко перелезть! – доверчиво сообщила Амелия. – Вы, например, с легкостью сделали бы это! Особенно в ваших начищенных до блеска сапогах. На вашем месте, граф, я бы маскировалась более тщательно! Всего вам доброго!
С этими словами девушка буквально-таки вылетела из исповедальни. Рейнард на несколько секунд замешкался, силясь отыскать хоть какую-то логику во всем, что услышал. Когда он распахнул наконец дверцу, увидел лишь спину Амелии, покидавшей храм в сопровождении наставниц. Он немного постоял, глядя ей вслед, а затем громко расхохотался.
– Не удосужился поцеловать! Часовщик мистер Донеллан! Это же надо было такое придумать!
Немногочисленные посетители храма моментально вскинули головы, в ужасе взирая на священнослужителя, от души веселящегося сразу после исповеди. Рейнард прокашлялся, пониже опустил капюшон рясы и зашагал подальше от любопытных глаз.
– Ну что же, милая невеста, этот раунд остался за вами! – прошептал он, с трудом сдерживая рвущийся наружу смех.
Амелия
Воинственное настроение, испытываемое после встречи с женихом, испарилось, стоило мне взглянуть на Мейбл. Похоже, ее беседа с Этьеном прошла не так уж и хорошо. Но расспрашивать подругу, пока мы возвращались в пансион, я не рискнула. Как назло, наставницы считали, что после посещения храма идти надлежит медленно, дабы полностью осознать все наставления жрецов. Хорошо хоть, голову можно было опустить, чтобы скрыть выражение лица.
