Когда началась осада, случилось так, что наши вожди встретили отшельника на Масличной горе, который сказал им: «Если вы пойдете завтра на приступ до девятого часа, Бог отдаст его [город] в ваши руки». Они ответили: «Но у нас нет потребных для этого осадных машин для штурма стен». Отшельник ответил: «Бог всемогущ. Если на то будет Его воля, вам будет достаточно для приступа одной лестницы. Господь помогает тем, кто сражается за Истину». Для подготовки осадных орудий хватило одной ночи, и ранним утром все пошли на приступ, и он длился до третьего часа. Сарацины были вынуждены отойти за внутренние стены, поскольку во внешней стене наши воины пробили брешь, и некоторые из них даже взобрались на внутреннюю стену. Теперь, когда городу грозило падение и наши воины испытывали смешанные чувства страха и надежды, приступ прервался, и мы потеряли много людей. На следующий день приступ не возобновился.
После этого все войско разбрелось по окрестностям города в поисках продовольствия, и никто не промолвил ни слова о необходимости постройки осадных машин для окончательного штурма города. Каждый служил только своему животу. Но хуже всего было то, что они не обратились к Господу с мольбой изгладить, прежде всего, их большие и малые грехи, и за это они были поражены едва ли не до смерти. Незадолго до прихода нашего войска сарацины попытались лишить нас всех водных источников, ставя запруды на ручьях и преграждая воде путь, и разрушали цистерны. Сбылось все по Писанию: «Он превращает реки в пустыню и источники вод – в сушу… за нечестие живущих на ней» (Пс., 106: 33–34). Так что воду можно было найти лишь с большим трудом. Оставался источник у подножия горы Сион, который называли Силоамской купелью. Действительно, это большой источник, но вода приходит в него всего лишь раз за три дня, и местные утверждали, что первоначально он опустошался только по субботам; все оставшиеся дни недели высота воды сохранялась на одном уровне. Мы не находим этому объяснения; видимо, на то имеется воля Божья. Но когда, как мы говорили, вода появляется на третий день, собираются столь большие толпы людей, пытающихся пройти к источнику, и стада скота, что многие из животных падают в источник и тонут. И когда вся купель наполняется людьми и трупами скота, самые сильные, иногда ценой смерти других, пролагают себе путь к самому источнику в скалах, а другие, более слабые, довольствуются уже зараженной водой. Многие больные люди падают у источника с распухшими языками, не в состоянии проронить ни слова; открыв рты, они простирают свои руки к тем, кто уже набрал воды. В поле рядом находилось много лошадей, мулов, баранов и иного скота, не имевшего сил двигаться дальше. И когда они умирали от крайней степени жажды, их тела начинали медленно разлагаться на том же месте, где они столь долго стояли; и от них распространялся страшный смрад по всему лагерю. Из-за такой беды было необходимо доставлять воду из мест, лежащих в 2–3 лигах от лагеря, да и сам скот перегонять на отдаленные водопои. Когда сарацины увидели, что наши люди ходили без оружия на водопои через опасные переходы среди холмов, они устраивали на них засады. Они убивали многих из них и уводили с собой скот. Положение было настолько тяжелым, что любой человек, доставивший в сосудах воду в лагерь, мог получить за нее любую цену, а если кто-то желал испить чистой воды, то и за 5 или 6 нумми [монет], он не мог утолить свою жажду больше, чем на день. Вина же не было почти совсем. Вдобавок жара, пыль и ветер усиливали жажду, как будто было недостаточно страдать уже от нее самой. Но к чему так много говорить обо всех этих бедствиях? Никто, за исключением только некоторых, не вспоминал о Боге или о том, что нужно предпринять для завоевания города; и не просил никто Бога о помощи. Итак, мы не признали Бога в разгар наших несчастий, да и Он не оказывал милостей нам, неблагодарным.
Тем временем в лагерь прибыли гонцы с вестью о том, что наши корабли прибыли в Яффу. Моряки просили прислать воинов для охраны башни в Яффе и для защиты их в порту, потому что сам город лежал в руинах, уцелела только одна башня крепости. Однако там имеется гавань, и она одна из ближайших к Иерусалиму, всего в одном дне пути от него. Все наши люди возрадовались, узнав о прибытии кораблей. В порт был послан граф Гальдемар, по прозвищу Carpinellus, в сопровождении 20 конных воинов и около 50 пеших. Позднее туда отрядили Раймунда Пилета с 50 всадниками и Гильома де Сабрана с его соратниками.
Когда Гальдемар с отрядом выехал на равнины по этой стороне Рамлы, он встретил 400 арабов и около 200 турок. Гальдемар, располагая меньшим числом воинов, развернул кавалеристов и лучников в один ряд и, уповая на Бога, двинулся вперед без колебаний. Противник счел, однако, что справится с таким небольшим отрядом, и устремился на него, осыпая его стрелами и окружая его. Три или четыре конника Гальдемара были убиты, включая Ашара де Монмерля, благородного юношу и славного рыцаря; остальные были ранены, а все наши лучники пали. Однако и враг потерял многих убитыми. Тем не менее ни напор врага не ослаб по причине этого, ни наши воины, правильнее сказать Божьи воины, не растеряли своего мужества: они сражались с врагом тем яростней, чем большее встречали с его стороны сопротивление. Но когда наши вожди, скорее от усталости, чем из-за страха, уже были готовы отойти, показалось большое облако пыли на дороге. Это был Раймунд Пилет вместе со своими людьми, который сразу же вступил в бой. Более того, его отряд поднял в воздух такое количество пыли, что враг подумал, что с ним скачет множество воинов. Так, милостью Божией, наши люди были спасены. Ряды врага рассеялись, и он бежал. Около двух сотен его воинов было убито, и взята была также большая добыча. В обычае тех воинов, кто спасается бегством, будучи преследуем противником, вначале избавляться от своего оружия, затем бросать одежду, и, в последнюю очередь, седельные сумы. Так случилось и в этом бою, когда наши до последнего преследовали и убивали врага и когда они отобрали добычу даже у тех, кто не был убит.
Когда преследование закончилось, наши люди собрались, поделили добычу и отправились дальше в Яффу. Моряки встретили их с большой радостью и настолько почувствовали себя в безопасности после их прибытия, что забыли о своих кораблях и не оставили на них вахтенных, а устроили большое пиршество крестоносцам, принеся с кораблей хлеб, вино и рыбу. Моряки, проявив беспечность, не поставили стражу на ночь, и в кромешной темноте внезапно подошел враг с моря и окружил их. Когда занялась заря, они увидели, что противник слишком силен, чтобы можно было оказать ему сопротивление. Они оставили свои корабли, взяв часть груза. Итак, наши воины вернулись в Иерусалим, выиграв одно сражение и проиграв другое. Однако одно наше судно, отправившись в морской набег ради добычи, не было захвачено. Оно как раз возвращалось в порт с огромнейшей добычей, когда матросы с него увидели, что наши корабли окружены большим вражеским флотом. Пришлось развернуть все паруса и приналечь на весла, и лишь только таким образом наши моряки смогли ускользнуть от врага, добраться до Лаодикеи и рассказать там нашим друзьям и соратникам, что происходило в ту пору в Иерусалиме. Мы знали, что вполне заслужили случившееся с нами несчастье, поскольку мы не захотели поверить обращенным к нам Господним словам. Не чая получить от Него милости, люди отправились к Иордану, с пальмовыми листьями в руках, чтобы креститься в водах священной реки. Они крестились, возымев намерение снять осаду Иерусалима и направиться в Яффу и оттуда отплыть домой, на чем только возможно. Но Бог хранил корабли от тех, кто был неверен Ему.
