– Джульетта, – услышала она голос ненавистного мужа. Он бежал по лужайке и радостно махал ей рукой. – Ты знаешь, я сейчас ехал домой и совершенно случайно встретил твою одноклассницу, ну, ту, которую мы видели вчера на похоронах.
Жуля, не разделяя радости супруга по этому поводу, рявкнула:
– Надеюсь, ты обрызгал её посильнее из лужи?
– Нет, – растерялся Платон. – Я предложил подвезти её – она шла с огромными пакетами. Очень милая женщина, я бы сказал, красивая, даже с учетом небольшого лишнего веса.
– Да что ты несешь, где красота и где Ташка Петрова?! – Казалось, Платон специально злил супругу.
– Не знаю, но мне она показалась даже ничего. Кстати, Наталья пригласила нас сегодня к себе на барбекю, по-моему, день рождения дочки отмечает, – как бы между прочим сказал супруг.
– Вот еще, – безразлично ответила Жуля. – Слишком много чести.
– Согласен. – Кивнул Платон, глотнув холодный кофе из её чашки. – Пусть они там своей большой компанией сами веселятся. Плюс ко всему я понял, что там будет этот странный Клим, друг твоего одноклассника, к которому мы вчера ходили на похороны. Мне вчера показалось, что он запал на Наталью, все поминки он смотрел на нее, не отрываясь, даже неприлично было.
Джульетта тоже это вчера заметила, правда, взгляд у этого Клима был тяжелый, но ведь все сходят с ума по-своему. Что-то забытое поднялось с дальней пыльной полки, что-то такое, что не проходит само, возможно, зависть, переплетённая с ненавистью к этой голубоглазой выскочке. Надо же, она уже и растолстела, одета как нищенка, а все равно словно магнитом тянет к ней мужиков.
– А ты знаешь, Платон, – Джульетта всегда называла мужа полным именем и терпеть не могла уменьшительно-ласкательные, – мы, наверное, сходим на этот унылый праздник, – с тигриным блеском в глазах сказала Жуля.
– Как скажешь, – равнодушно сказал Платон и торжествующе незаметно ухмыльнулся себе в бороду.
* * *
Таша сегодня была какая-то другая, и это Ирма заметила с утра, какие-то улыбки, глядя вдаль, и постоянное поправление волос. Утром наотрез отказалась от завтрака, заявив, что она на диете, при этом перемыла еще раз весь дом, хотя это вчера самозабвенно сделал Арсений. После обеда она собралась и, подпрыгивая на ходу, пошла в мясную лавку для покупки вечернего барбекю. Ирма же, напротив, захандрила, сначала провалялась в постели до обеда, потом, нажарив себе блинов, которые раньше принципиально не ела, натрескалась до отвала. Что-то сильно её тревожило, какой-то факт зацепил её вчера и не отпускал до сих пор, но она никак не могла понять какой. Где-то в саду трудился Марк, он отказался уезжать, претендуя на вечернее барбекю, для этого обещал к вечеру организовать в саду площадку для праздника. Ирме, грустно качающейся в гамаке, стало стыдно, надо сходить, спросить, как дела, может, помочь чем или просто посидеть рядышком для приличия. Сад был гордостью Ташкиного дома. Соседи хвастались и выставляли напоказ свои огромные дома, но сами с завистью смотрели на соседский сад. Деревья цвели и плодоносили так, словно за ними ухаживает самый лучший садовник в городе.
– Это все Машенька со своей энергетикой живой сделала, – всегда говорила Ирма Ташке про «фазенду». Насколько первая любила и помнила свою соседку, настолько сама Ташка была равнодушна к своей бабушке. Хоть и пользовалась подруга квартирой и дачей, но никак не могла смириться с тем, что она дочь уголовника, поэтому просто вычеркнула из головы неудобных родственников. Ирма этого не одобряла, частенько пыталась объяснить, что Ташка не права и Машенька – классная тетка, которая спасла многих ребят на районе от колонии просто своим вниманием, умением выслушать и объяснить, что жизнь прекрасна. А еще она непостижимым, почти волшебным способом видела таланты ребятишек, знала, кому посоветовать шахматы, кому – спорт, а кого направить в иное русло, заприметив талант диктора или хватку полицейского. Ирма считала, что если и были какие-то грехи у её сына, то Машенька искупила их на все сто процентов, обеспечив себе и ему место в раю. Заблудившись в своих мыслях, Ирма шла медленно по саду, восхищаясь каждым деревом, поэтому её появление для Марка было неожиданностью. Да что там для Марка, Ирма тоже растерялась, когда вышла к беседке в центре сада. Не здесь она ожидала увидеть своего новоиспеченного ухажера, да и занятие, за которым застала его Ирма, было странным. Марк, сидя в беседке, увлеченно разбирал на детали клетку Дусы. Не то чтобы Ирма претендовала на имущество калифорнийского суслика, который, кстати, покинул их компанию, но возмущение проявилось на её лице в полной мере. Поэтому Марк, подняв голову и увидев её, начал оправдываться:
– Я техник по натуре, люблю все разбирать, а тут такая клетка мудрёная, везде механизмы, вот, решил посмотреть, – говорил Марк, судорожно пытаясь собрать все обратно.
Ирма не знала, как ей реагировать, очень хотелось поругаться хотя бы для приличия. Клетка была чужая, дорогая, и суслик не уточнил, навсегда сбежал или нет, но Марка спасла Ташка, вернувшись из магазина.
– Ирма, у меня беда, – белыми от волнения губами произнесла она, вбегая в сад с огромными пакетами продуктов.
– Что случилось? – спросила, испугавшись, Ирма. – Душитель объявился? – высказала она первую версию, что пришла на ум.
– Хуже, – со слезами на глазах сказала она. – Я сама не понимаю, как пригласила к нам вечером на барбекю Жулю Звонкову.
Пакеты вывалились из её рук, а на лице отразилась вселенская катастрофа, у которой не было временных измерений.
* * *
Дмитрий Арбенин, а в душе по-прежнему Даймонд, директор школы, отец троих детей да и вообще уважаемый человек в городе, не мог найти себе места со вчерашнего вечера. Клим не звонил, а его звонки намеренно игнорировал, не посвящая в свое расследование. Это было и обидно, и волнительно одновременно. День тянулся долго, и, сидя в своем директорском кабинете, Дмитрий то и дело смотрел на часы, но стрелки словно сговорились с Климом и тоже мучили его безмолвием и медлительностью. Сегодня был выходной, да не просто выходной, а выходной во время летних каникул, а это значит, что в школе ему делать было нечего абсолютно. Но он настолько ненавидел свою семью, что не мог оставаться там долгое время. Дмитрий Иванович Арбенин никогда бы не признался, потому как директору школу и образцу морали это было запрещено той самой моралью, но он всей душой ненавидел детей, а своих – вдвойне. Иногда, глядя на них, он сомневался в своем отцовстве. Как у такого умного человека, как он, могли родиться такие бестолковые дети?! Ну не могли же они пойти все в ту клушу, что нарожала ему их. Дура, решила привязать его детьми, но она ошиблась, Димка оказался равнодушным к этим пищащим комочкам и сопливым уродцам. А она словно эксперимент проводила: не понравился первый – смотри, Дима, может, второй зайдет, ну, третий тогда точно должен выстрелить. Как его угораздило жениться на ней? В институте она производила впечатление вменяемой особы, правда, в шахматы не играла, но тогда Димка не обратил на это внимания. Сейчас же он был точно уверен, что именно по этому показателю стоило выбирать себе вторую половину. Человек, не умеющий играть в шахматы, – пропащий человек. В тишине кабинета прозвенел звонок, заставив вздрогнуть директора школы.
