— Они взрослые. Я хочу дружить со сверстниками.
— Тебе это не надо!
— Может, я сам решу?
— Когда добьешься чего-нибудь в жизни, тогда и решишь.
— Я добился. Доказал теорему, которую ты не мог.
— Это ерунда. Разминка. Ты можешь больше.
Макс набрался духу.
— А если я не хочу?
Отец отложил газету и откинулся на спинку стула.
— И чего же ты хочешь?
Он спросил воинственно, с вызовом. Макс снова увидел разодранные книги на полу, выломанные дверцы тумбочек стола. И воздух храбрости со свистом вылетел наружу из его легких.
— Не знаю.
— Это у тебя переходный возраст. Иди отдохни, завтра со мной поедешь, профессор Жданов тебя уже ждет.
Макс молча вышел из кабинета. Его выдержки хватило до гостиной, там чаша терпения переполнилась. Он упал на диван и слезы обиды полились бесконечным потоком.
Мать молча села рядом с ним. Они обнялись и сидели так долго. Последний раз она проявляла материнскую ласку, разве что в младенчестве. А ласка была нужна Максу все эти годы. Сейчас, в томных объятиях матери он пытался насытиться лаской. Она столько раз спрашивала: «Ты голоден?», «Ты заболел?», «Тебе постирать одежду?», «Принести воды?» Но ни разу не спрашивала: «Что ты чувствуешь?», «Что хочешь?»
— Мам?
— М-м…
— Ты слышала, как я стучался, как кричал… Почему не открыла дверь?
Она молча поглаживала его по волосам. Что она могла ответить? Что отец подавил ее волю? Что она не может ничего решать, потому что у нее нет Нобелевской премии? Она была замужем за самым умным человеком на Земле, неужели она могла сомневаться в его решениях?
Она не открыла дверь. И отец не открыл. Макс так и остался там. Взаперти…
Вечером того же дня отца куда-то вызвали. Он еще не успел мертвецки напиться, поэтому дошел до машины без помощи Миши.
Макс открыл его кабинет вторым ключом. Многие годы все считали, что отец потерял ключ в одну из попоек, но на самом деле он все это время был у Макса.
Мебельный набор отцу подарил кто-то из партийных чиновников. Тому он достался от другого чиновника, а другому — прямо со склада утвари, вывезенной из Германии после войны. Полвека назад за этим столом сидел немецкий генерал, а теперь сидит отец. Снизу на столешнице до сих пор осталась печать с орлом. На противоположной стене тоже был орел в золотистой рамке, только двухголовый, недавно сменивший висевший на этом месте серп и молот.
В шкафах за стеклом томились бесчисленные награды. Кубки, грамоты, ордена. На самом видном месте — золотая нобелевская медаль, а за ней раскрытый диплом. Если приглядеться, по линии сгиба диплома можно заметить проклеенный рубец по всей длине. Мать как-то нашла порванный на две части диплом в мусорном ведре и сохранила. Отец, протрезвев, склеил и вернул на место.
Макс сел на стул отца, покрутился. Когда-нибудь этот кабинет станет его собственным. Чиновники так же будут приезжать к нему на аудиенцию. Будут пить коньяк, заискивать, улыбаться ему сквозь зубы, подносить подарки, а потом просить о всяческих услугах.
«Самое главное — связи».
Хочет он такого будущего? Сможет ли повторить достижения отца, или останется вечно прозябать в его тени?
«Вглядитесь в Макса Сегалетова. Сына Михаила Сегалетова, нобелевского лауреата и гения, вдохновлявшего нас на новые достижения. Его сын бездарность, смутная тень великого ученого. К сожалению, иногда яблоко слишком далеко падает от яблони».
Сегалетов, Сагалет… Сагал.
Макс наткнулся ногой на металлический сейф под столом. Внушительный, такой одному не поднять.
В голове промелькнула мысль — внутри деньги. В конце концов, Макс заработал их сегодня и может потратить на что захочет. От водителя он слышал, что на «Горбушке» можно в автоматы играть или сходить посмотреть кино в видеосалон.
Где ключ от сейфа? Отец не носит его с собой. Он рассеян, вечно теряет документы и кошелек. Значит ключ спрятан здесь, в кабинете.
Макс обшарил выдвижные ящики, полки, книжные шкафы, осмотрел гардеробную.
Ничего.
«Ты умеешь найти росинку в океане».
Нужно только представить тесные обшарпанные стены, две табуретки, запах мочи…
Макс открыл стеклянную дверцу наградного шкафа, снял нобелевскую медаль с пьедестала. Прямо за ней хранился ключ.
Содержимое сейфа не разочаровало. Денег полно, небольшой пропажи отец и не заметит.
Сердце у Макса отчаянно колотилось. Неужели он действительно делает это?
Кое-что еще в сейфе привлекло его внимание. Под днищем располагался тайник. Внутри хранилась папка — пожелтевший картон, обветшалая бумага. Такие папки Макс видел только в библиотеках или у профессоров, работающих в институте по полвека.
Заглавную надпись на папке Макс узнал сразу. Знаменитая работа отца, за которую он получил нобелевскую премию. Только в графе «автор» значилась чужая фамилия.
Макс пролистал папку. Графики, формулы, пояснения. Для непосвященного — абракадабра, но только не для Макса. Великую работу отца он знал назубок. И это была она, только написанная на год раньше неким Ароном Квартовичем.
Из папки выпала фотография. Черно-белая, обшарпанная. На ней два молодых человека в белых халатах стоят на переходной площадке токамака. Макс узнал это место — старая лаборатория отца. И тот самый токамак, ставший источником вдохновения для революционной работы. И одного из молодых людей Макс тоже узнал. Словно на самого себя смотрел, только шевелюра на голове пышней и кудрявей.
На обратной стороне надпись ручкой:
«Миша Сегалетов и Арон Квартович. Друзья. 1968».
Если они работали вместе, почему Макс никогда не слышал об этом Квартовиче? И почему на работе отца значится его фамилия?
Макс вдруг почувствовал приступ внезапного страха. Будто опять ступил на тонкий лед, по которому прямо сейчас разбегались трещины.
Он сунул фото в карман, папку и деньги швырнул обратно в сейф. Закрыл или не закрыл — не запомнил. Задыхаясь, он бежал по деревянному полу. Существовало только одно место, где ему хотелось сейчас быть. Место, где он мог расслабиться и подумать о случившемся. Уйти в себя…
Нобель-комната.
* * *
На ужин Мандарханов подал макароны с тушенкой, чем вызвал небывалую радость у военных. В довесок каждому досталось по хвосту жаренной рыбы, которой лесничий прихватил из домашних запасов.
— Байкальский омуль. Только у нас такая вкуснятина водится. Угощайтесь. Пальчики оближешь.
Сагал опасался, что Дау подавится костями, поэтому псу пришлось обойтись сухим кормом. Дау не обрадовался такому предательству и несколько раз порывался нырнуть в чужие тарелки.
