Артём ворвался в палатку Комарова. Отец и сын подскочили в своих спальных мешках.
— Ты сказал — они прячут. Что они прячут здесь?
— Иди спать.
— Нет, я должен знать!
Комаров молчал. Ему было страшно об этом говорить. Возможно уфолог думал, что, если промолчит, таким образом защитит тех, кто был ему дорог. Он посмотрел на Дениску, прося прощения за то, что собирался озвучить.
— Пожалуйста, скажи, что они прячут.
Комаров выдохнул. Его глаза налились слезами.
— Оружие.
* * *
Артём проснулся от громкого непонятного вопля снаружи. Открыв палатку, выполз на карачках. Солнце едва показалось из-за горизонта, но было уже вполне светло.
— Как ты нас нашел?
— Пап, вы такие следы оставили, вас и дурак отыщет.
Артём наблюдал шокирующую картину. Возле палатки стоял Стас. Настоящий, живой.
Он привел военных, пронеслось в голове Артёма. Значит их сейчас всех арестуют. А потом убьют!
Однако никого кроме Стаса в округе не было видно.
Комаров крепко обнял старшего сына. Дениска метался позади них; на его лице перемешались вина и радость.
— Как ты? Что с лицом? Тебя били?
Лицо Стаса покрывали синяки, губа разбита, нос припухший. Удивительно, но такой внешний вид сделал его невзрачную внешность привлекательней.
— Ерунда, пап. Я ничего не почувствовал.
Комаров поцеловал его в макушку.
— Пошли, покушаешь.
Братья встретились взглядами. Дениска мельком посмотрел на отца, затем подошел к старшему брату и обнял его. Стас сухо похлопал его по плечам.
Артём выждал немного времени и вошел в палатку. Включил съемку.
Стас забивал рот сушками и шоколадными конфетами. И рассказывал. О ночи в бане, о том, что видел Сагала и пообещал отомстить, о девушке, спасшей его от избиения.
— Наручников у них не было, поэтому олухи связали мне руки обычным охотничьим узлом. Папа научил такой развязывать в два счета. Ночью я подождал, пока охранник уснет, и — вжух — слинял. Они пытались меня догнать, но я-то в темноте ориентируюсь лучше, чем днем.
— Как тебя пытали? — спросил Дениска.
— Трое военных, здоровых. Двое держали, третий бил руками и ногами. Ты бы и минуты не выдержал, — уколол брата Стас. — Хотели, чтобы я рассказал, где папа прячется. Я ни слова не сказал, вот так молчал, и все. Семью не предают. Ты же веришь мне, пап?
— Конечно. Ешь.
Стас принялся за консервы. Дениска открыл для него тушенку и сайру. Вручил брату ложку, но тот уже наяривал пальцами.
— Пока вас искал, видел огни ночью. Военные тоже видели, точно говорю. Мы ближе, но у них снегоходы.
— Пойдем через перевал. Если повезет, успеем первыми.
Стас взглянул на Артёма.
— С тобой-то что? — он указал на забинтованную руку.
— Об корягу порезал.
Артём прижимал руку к груди, как младенца. Так болело меньше.
— Жаль, что голову не порезал, мудак.
Стас поймал взгляд отца и тут же замялся.
— Вырежешь это, — сказал Комаров Артёму.
Прекратили съемку.
— Давайте, ребята, поторопимся, через пятнадцать минут выходим.
— Можно с тобой поговорить? — спросил Артём у Комарова.
Они вышли из палатки. Отошли метров на десять.
— Я хотел попросить… То есть моя рука, она… — Артём выдохнул, боясь признать очевидное. — Мне нужен врач.
Комаров взглядом оценил пропитанную кровью повязку.
— Все нормально будет. Небольшой порез, то-то и всего. В аптечке есть антибиотики, антисептики. Меняй повязки чаще и заживет.
— Там все намного хуже. Я чувствую. Порез глубокий очень, кости видно. Там еще остались осколки. И боль, она… Обезболивающие из аптечки не помогают.
Комаров по-отечески положил Артёму руку на плечо.
— Это все в голове у тебя. Когда пришельцы меня пытали, я чувствовал такую боль, что по сравнению с ней, твоя это так, заноза под кожей. Мне некого было попросить о помощи, не было ни врача, ни священника. Был только я и мое желание выжить. И я научился отключать боль. Это трудно, чертовски трудно. Но необходимо. Конечно, намного легче ныть, умолять и думать о плохом.
— Ты не понимаешь? Мне руку отрежут!
— Ты вообще слышал, что я сказал? Пришельцы привезли сюда оружие! И хотят применить его против нас. Это коснется всех, никто не спасется. Они готовы встретиться и будут говорить только со мной. Я постараюсь их убедить оставить нас в покое. Даже если у меня есть хоть малейший шанс, я должен его использовать. Это моя миссия. Твоя миссия — рассказать об этом миру. Сегодня ты снимешь самый важный сюжет в своей жизни.
— Ты сказал, если я все оставлю, то смогу уйти. Я готов. Камеры, записи, все отдам. Денег мне не надо. А когда вернетесь, я смонтирую фильм под твоим началом и выложу на своем канале. Ну, что скажешь?
Комаров посмотрел в сторону сопки, куда ночью приземлился НЛО. Сейчас она была скрыта толстым слоем тумана.
— Ты мне нужен здесь.
— Я прошу тебя, Вадим. Пожалуйста. У тебя теперь есть Стас. Я покажу Дениске, как с камерой обращаться. Он смышленый. Справится не хуже меня.
— Я все сказал.
— Да пойми же ты… Я больше так не могу. Все это не для меня. Я устал, выдохся. И эта боль, я не могу ее терпеть, не могу отключать ее. Я не ты. Слабак я, понял? И мне не стремно это признать. Можешь выкладывать запись в интернет, мне плевать. Но я возвращаюсь.
Комаров побагровел и напрягся, хрустнули скулы.
— Этот фильм — моя исповедь человечеству! Мое наследие! — он подошел вплотную и заговорил тихо, но голос напоминал скрип металлической цепи. — Ты закончишь его, даже если перестанешь дышать. А вздумаешь сбежать, я тебя убью.
Комаров натянул большим пальцем перекинутый через плечо кожаный ремень ружья. Тот характерно затрещал. Дуло уставилось в небо по стойке смирно, но на самом деле уставилось Артёму в голову.
* * *
На подкошенных ногах Артём вернулся в палатку. Закусив язык от боли, разбинтовал руку. Края раны смотрели наружу, словно лепестки розы. Внутри виднелись сухожилия, кровь запеклась, почернела.
Почему это случилось с ним? За что ему такое наказание?
Почему? За что?
Он разглядел осколок черного стекла внутри. Зацепил пинцетом, зажмурил глаза. Вырвал. От резкой боли не смог даже вскрикнуть — только запищал как девчонка. Кровь хлынула наружу точно вырвавшаяся из берегов река. Он залил сверху перекисью. Защипало.
