— Не мог упустить возможность увидеть ваши лица.
Повисла пауза, которую нарушил телефонный звонок. Полковник взял трубку, молча выслушал. Затем опустил руку, телефон упал на столешницу.
— Он исчез… Лазер исчез.
— Передача завершена. Мы не захотели отвечать, либо еще не способны технически. Теперь они направят взор на другой обитаемый мир. И если оттуда получат ответ на гравитационном лазере, их поиски были не зря.
— То есть они не желали нас уничтожить, — сам себе сказал полковник.
— Их цивилизация опережает нашу в развитии на многие годы. Но когда-то они прошли те же этапы, что проходили и проходим сейчас мы. От примитивного собирательства, первых цивилизаций, войн за земли и ресурсы, за власть и деньги, до сверхтехнологичного уровня — точки отсчета, когда само понятие войны и смерти пересматривается. Насилие для них анахронизм — отвалившийся в результате эволюции орган. Они жаждут учиться, познавать и созидать. Но они, как и мы, одиноки, поэтому и рыщут по вселенной в поисках похожих миров. Цивилизации, подобные нашей, с тягой к вечному противостоянию, желанию убивать ради жизни и жить ради смерти, — им неинтересны. Пока. Когда-нибудь, может через миллион лет, они попробуют снова.
— Почему бы им не помочь нам технологиями сейчас?
— Потому что они знают, мы не готовы и в лучшем случае прикончим себя. Они показали нам, куда нужно двигаться. Теперь все зависит от нас.
Повисло молчание.
— Мне нужно позвонить.
Полковник поправил китель и вышел из кабинета.
— Ты сказал, что расшифровал только часть сообщения. Значит, там есть больше, — с надеждой протянул Костя.
— Только не говори полковнику.
— Макс, эта работа. Она гениальна. Ты понимаешь, что ты создал? — Костя протянул ему папку.
— Работа и правда хороша. Ты получишь за нее достойное признание.
— Что ты говоришь. Это же твоя работа.
— Там нет моего имени. В пустую графу ты впишешь свое.
Костя остолбенел.
— Я не имею морального права.
— Что ж, если работа ничья…
Сагал отыскал глазами шредер для уничтожения бумаги.
— Нет, — Костя вцепился в папку. — Позволь я сохраню ее у себя.
— Делай то, что считаешь нужным. И еще, это тоже твое. — Сагал достал из сумки еще одну папку — желтую, с выцветшими страницами.
Костя долго смотрел на работу отца, и Сагал понял, он всегда знал. Потом Костя прижал обе папки к груди. Лицо его светилось.
— Спасибо.
— Ну бывай.
— Макс, — выкрикнул Костя, когда Сагал уже открыл дверь. — Ты еще вернешься?
— Меня восстановили в должности. Да завтра, коллега.
* * *
Сагал вышел на улицу и вдохнул свежий весенний бриз. Он ощутил небывалую легкость и удовлетворение.
Позвонила Кристина, попросила взять что-нибудь на вечер. На заднем фоне лаял Дау.
— Мне нужно заехать в старую квартиру, кое-что забрать.
— Люблю тебя, — сказала она, завершая разговор.
— И я тебя люблю.
Он открыл дверь своим ключом. Новый хозяин затеял ремонт и еще не сменил замки. У рабочих сегодня выходной, поэтому его встретили только ободранные стены, грязь, сырость и запах шпаклевки.
Нобель-комната все еще была на месте. Оказавшись в ней, Сагал осознал, что больше не испытывает никаких эмоций — ни волнения, ни даже отвращения. Просто ничего.
Он взобрался на трехногий табурет и зацепил под потолком фанерную доску, подпертую грудой старых книг на верхней полке. Под фанерой в потолке показалась дыра. Когда-то Сагал проделал ее во время одной из отчаянных попыток сбежать из своей темницы. Под толстым слоем штукатурки пролегало деревянное перекрытие. Полвека назад строители посчитали, что для кладовой и так сойдет. Штукатурку Сагал давно проковырял насквозь, однако, чтобы пробиться дальше, ему нужны инструменты, которых благодаря вежливым строителям у него теперь в избытке.
Потребовалось полчаса, чтобы пробить перекрытие и соседские полы. Хозяин квартиры этажом выше превратил кладовую в гардеробную жены. Среди платьев, меховых шалей и бесконечного количества шубок, известный на всю страну депутат Гайворонский, меценат и просто уважаемый человек, припрятал свой небольшой секретик. Денежки, которые депутат так щедро жертвовал на благо детишек, на самом деле оказались ворованными, о чем свидетельствовали документы, найденные в тайнике под полом. Благотворительность была лишь способом легализовать украденное, а далее, минуя детские фонды, деньги выводились на офшорные счета. Схема мошенничества была настолько же изящной, как и мех на шубках любимой жены депутата.
Как Сагал и предполагал, вся репутация Гайворонского оказалась лживой. Кроме того, в тайнике обнаружилась огромная сумма наличных денег, а также снимки депутата в компании не совсем одетых девочек слишком молодого возраста.
* * *
По дороге домой Сагал заскочил в магазин за тортиком. Кристине нравился тот, что с клубничным джемом. По телевизору в торговом зале транслировали новость дня. Известного депутата Михаила Гайворонского нашли подвешенным за ноги на скульптуре дома на Котельнической набережной. Слуга народа мирно спал, накаченный снотворным, и был одет в пикантную одежду, которую пришлось замазать квадратиками. При нем нашли доказательства преступлений, позволяющие обвинить его в коррупции и, возможно, в педофилии. Пресс-секретарь МВД сообщила, что против Гайворонского возбуждено несколько уголовных дел. Неизвестный мститель, совершивший это с депутатом, также объявлен в розыск. Полиция, по ее словам, ни в коем случае не одобряют самосуд.
Сагал остановился у стойки с алкоголем. Простоял несколько секунд, оценивая внутреннее желание.
Тишина.
Взяв бутылку газировки из холодильника, он зашагал к кассе. В книжном павильоне по соседству его глаз привлекла книга на самом видном месте. На обложке мужчина с длинными волосами протягивал руки вперед, в ладонях светилось нечто белое — магическое. Вахтанг Шумак «Вечная жизнь существует».
— Шумак — самый прославленный экстрасенс страны, — сказал подошедший продавец и повторил слоган на обложке. — Эта книга изменит вашу жизнь.
— Покупают?
— Как горящие пирожки расходится. Это уже его третий бестселлер. Первые две книги у нас тоже есть.
— Я возьму все.
ЭПИЛОГ
Артём выставил свет в съемочном павильоне. Обращаться с новым бионическим протезом он еще не привык, поэтому делать привычные дела получалось медленно и неуклюже.
— Нервничаешь? — спросила Лера.
— Нет.
— Ты точно уверен, что хочешь это сделать?