Однажды Кобальту довелось побывать внутри здания Гарднера, что по всем правилам категорически запрещалось чужакам. Повсюду на стенах там развешаны картины, большую часть из которых когда — то притащили сталкеры из Пушкинского музея. Лица героев картин искусным образом заменены на лица жрецов Гарднера и самого Агронома. Не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы догадаться, чей лик заменит собой Агроном на картине о явлении христианского пророка.
Не имеет значения, какими способами Агроном держит своих людей в узде, главное, чтобы торговые отношения между общинами развивались. Будут заказы — будут фляги, а значит жители Мида не умрут от жажды.
* * *
Солнце лупило сквозь стекло, словно паяльная лампа. Витька еще помнил времена, когда не было такой жары, и зимой даже выпадал снег. Помнил, как с отцом лепил снеговиков во дворе, и как детишки катались с горок на ледянках. Самое лучшее время в его жизни.
«Тень» — выскоблил отвёрткой на деревянной ручке счастливого ножа. На другой стороне уже сделана надпись — «Сталкер».
Витька в очередной раз осмотрелся. Петруша знает, что он приехал. Неужели она не придет?
Книга за пазухой раскалилась будто подпаленная огнем.
С чего он решил, что она им заинтересовалась? Сколько раз они виделись? Дважды. В последний раз всего парой слов успели перекинуться, потом появился тот бугай охранник с огромным хером наперевес, прогнал Витьку, а после, сука, пожаловался Кобальту.
Вон она. Идет с корзиной от теплицы ко входу в здание. Мимо идет, и не смотрит даже в его сторону.
Витька выскочил из машины, рванул к ней. На пути вырос, как из — под земли, охранник. Витька на ходу вытащил книгу, упер ему обратной стороной в лицо.
— Начальник забыл. Для Агронома.
Охранник подумал недолго, кивнул и пропустил его.
Нагнав Петрушу, Витька шёпотом окликнул ее, а сам сделал вид, будто мимо идет. Девушка обернулась, на лице растянулась грустная улыбка. Они отошли в проход меж двух теплиц. Обычно здесь кругом полно народу, но сейчас почти никого.
— Я ждал, что ты придешь.
При виде ее обнаженной груди и ложбинки ниже пояса в животе вспыхнуло что — то горячее. Он плеснул воды из фляжки в лицо.
— Ты зачем тратишь зря воду! — сделала строгое замечание Петруша.
Она всю жизнь провела в Гарднере и не понимала, почему нагота может смущать. Тем более молодого, влюбленного в нее без памяти, парня.
— Помнишь, я говорил, что привезу тебе подарок, — он вручил ей книгу.
Петруша сначала испугалась, будто он держал в руке крысу. Потом настороженно взяла книгу, посмотрела внимательно на счастливую пару не обложке.
— Какие красивые.
— В конце все закончится хорошо, и они будут жить долго и счастливо.
— У меня нет денег.
— Ты что? Это же подарок.
— Я не могу принять.
Витька слышал об особенностях воспитания детей в Гарднере. Ничего даром не брать, чтобы не быть обязанными.
Петруша протянула ему яблоко. Зеленое, гладкое, такого Витька давно не пробовал. Он взял его и кивнул в знак благодарности. А так хотелось обнять и поцеловать ее…
Она положила книгу на дно корзины, сверху набросала фрукты и овощи.
— Петруш, а как твое настоящее имя?
Она отвела взгляд.
— Не могу сказать.
Для гарднерцев имена, словно нагота для обычного человека — их прячут от чужих ушей, используя в обиходе имена, присвоенные Агрономом при обряде посвящения. Считается, если человеку сообщить родное имя, он переходит в разряд самых близких людей. Очевидно, Петруша еще к этому не готова.
— Имя я скажу только будущему мужу.
— У тебя есть жених?
Она пристально посмотрела Витьке в глаза, и на секунду он представил, будто сейчас услышит свое имя.
— Нет. Но обязательно будет. У нас будет крепкая семья и много детей.
Она мечтательно закатила глаза, потом вдруг поникла и засобиралась.
— Мне пора.
— Подожди, Петруш. Еще хотя бы пару минут.
— Я не могу. У меня папа заболел.
— А что с ним?
— Живот сильно болит. Несварение, наверное.
— А болит как? Случаем, не справа, вот тут?
Витька показал на себе.
— А ты откуда знаешь?
— Так это аппендицит, очень опасная болезнь. У моего друга такая была. Ему в Кремле операцию делали.
Петруша поморщилась.
— Папе станет лучше, когда он поест свежих плодов. В них сила земли.
Витька, сам того не осознавая, схватил девушку за плечи. Она в ужасе посмотрела на него. Прикосновения между не родственниками в Гарднере строжайше запрещены, а за прикосновение к чужаку, могут изгнать из общины.
Витька отпустил Петрушу и отошел на шаг. Она стояла, не шелохнувшись, словно замороженная.
— Аппендицит сам не проходит — так хирург сказал другу. И никакие фрукты ему не помогут. Твоему папе нужна операция, иначе он умрет.
Эти слова вывели ее из ступора. Петруша опустила взгляд в чашу с плодами, потом посмотрела на Витьку полными слез глазами.
— Что же делать?
Агроном ни за что не станет просить Кремль вылечить своего гражданина.
— У нас в Миде нет хирурга…
— Значит, папа умрет, да?
Она расплакалась.
— Не умрет, — твердо сказал Витька. — Я договорюсь, чтобы его принял кремлёвский хирург. Его вылечат. Все будет хорошо.
У Петруши в глазах вспыхнул огонек надежды.
— Ты сможешь? Ты уверен?
— Конечно. У сталкеров хорошие отношения с Кремлем. Мне нужно время, чтобы все решить. Я очень скоро вернусь за твоим папой.
— Обещаешь?
Он посмотрел в ее глаза цвета небесной синевы, в которые хотелось провалиться.
— Обещаю.
Петруша взяла его за руку. По спине пробежали мурашки. Потянулась к уху и произнесла шепотом:
— Меня зовут Эли.
* * *
Лэнд Крузер сталкеров свернул на Большую Лубянку и, набирая скорость на пустой дороге, поехал в сторону Кремля. На пути проносились поросшие мхом и лопухами безжизненные здания. За полтора десятка лет флора Земли изменилась до неузнаваемости. Корневища мощных кустарников прогрызали бетон, «поедая» здания один за другим, словно голодный зверь. Со времен Катастрофы в Москве обрушилась каждая третья постройка, а через несколько десятков лет весь город превратится в руины. У общин имелись спецгруппы по контролю за состоянием своих построек: корневища вырубались, обрабатывались химикатами. Никому не хотелось погибнуть однажды под рухнувшими сводами собственного дома.
