* * *
Трупы дружинников свалили в кучу и прикрыли сверху ветками и травой. Витька насчитал два десятка тел, хотя, возможно, их больше — бинокль у Толика не ахти какого качества. Стены Мида в районе первого и второго этажа были усеяны пулевыми отверстиями, из почерневших от копоти окон поднимался дым.
Стычка была непродолжительной, но весьма кровавой.
— Батя начал палить первым, — сказал Котел, выдыхая сигаретный дым. — а дальше пошло — поехало. Они из танков шмальнули, наши ответили из РПГ, подбили пару их машин. Не знаю, кто на стоп нажал, но как — то все само собой затихло.
— Уверен, что тетю Олю убили? — спросил Витька с надеждой. — Тебя же там не было.
— Мне Фарик рассказал. Он ее видел. Ранение в живот. Говорит, шансов не было.
Витька тяжело вздохнул.
— Я знаю, ты не стукач, — сказал Котел. — Кто бы что ни говорил.
— А если все — таки стукач?
Котел затянулся и затушил бычок о подвальную стену.
— Тогда он сам тебя убьет.
«Черный ход, я база. Прием», — передали по рации.
— Черный ход на связи, — отозвался Котел.
«Впускай его».
Котел отошел от входа в тоннель на два шага и кивнул. Витька, Эли и Толик друг за другом пролезли внутрь. На другой стороне их встретил Опер и трое вооружённых сталкеров.
Непривычно видеть, как еще недавно родные люди целятся в тебя из автоматов, как во врага.
— Я бы тебе сейчас голову отвернул, поганец, — сказал Опер озлобленно.
— И тебе привет.
— Заткнись и топай.
Витька посмотрел на Толика и Эли.
— Без них, — сказал Опер.
— Витя…, — испуганно обратилась Эли.
— Все будет хорошо, — он взял ее за руку, Опер обрубил их хват дулом автомата.
Витька пихнул Опера в плечо, тот в ответ ударил его прикладом в грудь. Они сцепились, началась потасовка. Витьку повалили на пол.
— Не бейте его, — взмолилась Эли.
Витька перестал сопротивляться. Его обездвижили и подняли на ноги, заломав руки.
— Иди давай, говнюк! — скомандовал Опер, потирая ушибленную челюсть.
— Присмотри за ней, — попросил Витька Толика. Тот кивнул.
Первый этаж утопал во мраке, пахло гарью. Образовавшийся после боя хрустящий ковер из бетонной крошки покрывали множественные следы армейской обуви. Была здесь и кровь.
— Кто еще пострадал? — спросил Витька, пока его вели под конвоем.
— Сколько пострадали — все твои.
Опер остановился перед дверью кабинета Бати, стукнул дважды.
— Я тебя тут подожду, — сказал он, намекая, что следующая их встреча станет для Витьки последней.
Черный сгорбленный силуэт, напоминавший каменное изваяние, стоял у окна. От Бати физически ощущалось напряжение, словно в любой момент он взорвётся, как живая бомба, унесся с собой в могилу не только Мид, но и все Садовое кольцо.
— Альфа 2.1. Я Батя. Внимание. Восемь противников обходят тебя справа. Переместись на северо — запад. Огонь открывать по команде. Прием. — сказал он в рацию, параллельно выглядывая в щель между ставнями.
«Альфа 2.1. Вас понял. Перемещаюсь. Жду команды».
— Бронебойный. Я Батя. Приготовиться. По команде уничтожить цель — танк на центральной площади, второстепенные цели — БМП с активными пулеметными расчётами. Прием.
«Бронебойный. Вас понял. Жду команды».
— Это все Ток, — сказал Витька. — Это он стукач, не я.
— Знаю, — ответил Батя.
Витька с облегчением выдохнул.
— Зачем пришел? — спросил Батя, так и не удостоив его взглядом.
Витька помолчал и сказал:
— Котел рассказал про эвакуацию. Разрешите пойти с вами, я помогу защитить людей.
— Защитить, — повторил Батя. — Да, это им потребуется.
Его лицо напоминало резиновую маску с абсолютно отсутствующим выражением. Сквозь стеклянные глаза просвечивала пустота.
— Эвакуация через час. Ступай.
— А вы, что не идете со всеми?
Батя глотнул воды из фляги, грубо вытер лицо рукавом, оцарапав при этом щеку железной пуговицей на манжете. Боль он не заметил, как не заметил бы и пулевое ранение. В нем бушевала иная боль — всеобъемлющая, перекрывающая любые возможные границы физического состояния. И эту боль он не собирался отпускать — она питала его, взывала к мести.
— Я убил того, кто выстрелил в тетю Олю, — сказал Витька.
Батя опустил тяжелый взгляд в пол, по его каменному лицу потекли слезы. Витька почувствовал подкатывающий к горлу ком. В памяти пронесся момент: Робсон целится, стреляет, ухмылка расплывается на его довольной физиономии.
Опер прав, Витька виноват в том, что случилось. Из-за его глупых поступков сегодня погибли люди.
Радиостанция на столе запищала.
«Говорит Губернатор. Батя ответь».
Батя на сообщение не реагировал, продолжая смотреть перед собой отрешенным взглядом.
«Батя, если слышишь, срочно ответь».
Снова молчание.
«Я еще могу тебе помочь. Верни мальчика, и я уговорю Суворова снять блокаду. Этот мальчик наша надежда на выживание, не дай ему погибнуть из — за своих принципов. Открой ворота, впусти гвардейцев, мы обеспечим безопасность твоих людей. Я тебе обещаю, что никто не пострадает. Прошу, не натвори глупостей…».
— Передай это Кобальту, — сказал Батя, подойдя к столу и отключив рацию.
На стол легла небольшая книжечка с детскими сказками.
— Оля просила меня сохранить ее, больше в этом нет необходимости. Скажи, что я прошу прощения.
— Вы не передумаете?
Батя вызвал Опера и потребовал выдать Витьке оружие.
— Готовь эвакуацию. Я отвлеку их на себя.
Опер глубоко вздохнул. Заметно, что он не согласен с этим планом, но переть против командира бывший полицейский не собирался.
— Кобальт не вышел на связь в оговоренное время, — сказал Опер. — Полагаю, он погиб. Я настаиваю, что надо отменить эвакуацию и вступить в переговоры.
— Он будет там, — отрезал Батя. — И ты лично поведешь людей.
— Есть, — выдавил из себя Опер.
Так вот почему штурм задохнулся. Губернатор думает, что мальчик здесь, поэтому боится, что тот погибнет. Великий князь не решился перечить воли губернатора и отменил штурм, но желание Робсона утопить мидовцев в крови, все испортило. Убийство тети Оли разожгло огонь войны. Мид атаковал, и такую пощечину великий Князь уже не простит. Сколько еще Губернатор сможет сдерживать лавину?
